Array Катулл - Лирика Древнего Рима

Мучает полночь меня, заходящие мучают звезды,

Ветер холодный вздремнуть мне на заре не дает,

25 Ты лишь одна никогда не сочувствуешь горю людскому,

Ты отвечаешь на все петель молчаньем немым.

Хоть бы словечко мое пробралось потихоньку сквозь щелку

И потревожило слух милой моей госпожи!

Будь она крепче камней, равнодушней сиканских утесов,

30 Будь, как железо, тверда или упорна, как сталь, —

Все же не сможет себе вполне подчинить свои глазки:

Вместе с невольной слезой вырвется вздох у нее.

Нет, она нежится там в объятьях другого счастливца,

Здесь же все стоны мои тают в зефире ночном.

35 Ты же единственный мой и злейший источник страданий,

Тщетным подарком моим не побежденная дверь, —

Не оскорбил я ни разу тебя необузданной бранью,

Бранью, какою толпа чешет себе языки, —

Что ж ты бесстрастно глядишь, как я, охрипнув от жалоб,

40 В горькой тревоге стою на перекрестке всю ночь?

Я ли не часто тебе по-новому складывал песни?

Я ль по ступеням не полз, жарко лобзая тебя?

Вспомни, злодейка, — не раз у твоих косяков я вертелся

И потихоньку рукой клал свой обещанный дар».

45 Так вот и он, — да и вы, поклонники жалкие, тоже, —

Пеньем несносным своим перекричит петухов.

Так-то терплю я теперь позор от пороков хозяйки

И от бесчисленных слез этих влюбленных гостей.

Да, поделом, раз уж я решился красавицу бросить,

Лишь одиноких теперь я зимородков молю!

Кассиопея на мой не взглянет корабль, как бывало,

Берег пустынный к моим холоден будет мольбам.

5 Даже заочно тебе повинуются, Кинфия, ветры:

Видишь, какою грозой буря угрюмо шумит.

Иль никакая Судьба не придет усмирить ураганы?

Что ж, этот скудный песок станет могилою мне?

Все же проклятья свои смени на мольбы о несчастном,

10 Раз покарали меня ночь и коварная мель!

Или ты можешь без слез подумать о том, что я гибну

И что ты кости мои не понесешь на груди?

Будь же ты проклят, пловец, ладью изобретший и парус

И по враждебным волнам первый пустившийся в путь!

15 Право, не легче ль сносить было б нрав госпожи своевольной —

Пусть и жестока со мной, но несравненна она, —

Чем наблюдать берега, незнакомым поросшие лесом,

И Тиндаридов 336во мгле жадно, но тщетно искать?

О, если б дома судьба страданья мои схоронила

20 И над любовью моей камень надгробный стоял,

Милые пряди волос принесла б она в дар погребальный

И на подстилку из роз кости сложила б мои,

Имя мое назвала б, выкликая над прахом могильным,

Чтобы земля на меня бременем легким легла.

25 Вы же, о нимфы морей, Дориды-красавицы дети,

Ветру, попутному нам, дайте надуть паруса:

Если крылатый Амур и к вашим волнам прикасался,

К тихим тогда берегам другу вы дайте пристать.

Эти пустыни молчат и жалоб моих не расскажут.

В этом безлюдном лесу царствует только Зефир:

Здесь я могу изливать безнаказанно скрытое горе.

Коль одинокий утес тайны способен хранить.

5 Как же мне, Кинфия, быть? С чего мне начать исчисленье

Слез, оскорблений, что ты, Кинфия, мне нанесла?

Я, так недавно еще счастливым любовником слывший,

Вдруг я отвергнут теперь, я нежеланен тебе.

Чем я твой гнев заслужил? Что за чары тебя изменили?

10 Иль опечалена ты новой изменой моей?

О, возвратись же скорей! Поверь, не топтали ни разу

Мой заповедный порог стройные ножки другой.

Хоть бы и мог я тебе отплатить за свои огорченья,

Все же не будет мой гнев так беспощаден к тебе,

15 Чтоб не на шутку тебя раздражать и от горького плача

Чтоб потускнели глаза и подурнело лицо.

Или, по-твоему, я слишком редко бледнею от страсти,

Или же в речи моей признаков верности нет?

Будь же свидетелем мне, — коль знакомы деревья с любовью,

20 Бук и аркадскому ты милая богу сосна! 337

О, как тебя я зову под укромною тенью деревьев,

Как постоянно пишу «Кинфия» я на коре!

Иль оскорбленья твои причиняли мне тяжкое горе?

Но ведь известны они лишь молчаливым дверям.

25 Робко привык исполнять я приказы владычицы гордой

И никогда не роптать громко на участь свою.

Мне же за это даны родники да холодные скалы,

Должен, о боги, я спать, лежа на жесткой тропе.

И обо всем, что могу я в жалобах горьких поведать,

30 Должен рассказывать я только певуньям лесным.

Но какова ты ни будь, пусть мне «Кинфия» лес отвечает.