Array Катулл - Лирика Древнего Рима

Вместе с тобой я готов на Рипейские горы взбираться,

Даже зайти за предел дальних Мемноновых стран. 313

5 Но полонили меня объятия нежно любимой,

Страстные просьбы ее, лик, искаженный мольбой.

Ночи она напролет говорит мне о пламени сердца,

Плачет, что нет уж богов, если забыта она,

Если она — не моя, и тем угрожает в печали,

10 Чем все подруги грозят неблагодарным друзьям.

Я пред упреком ее не могу устоять ни минуты:

Горе тому, кто в любви может бесчувственным быть!

Разве так важно уж мне побывать в ученых Афинах

Иль увидать красоту древних азийских богатств,

15 Чтобы корабль, на котором я вдаль уплыву, проклинала

Кинфия, в горькой тоске щеки терзая себе,

Счет неполученных ласк предъявляя враждебному ветру,

Плача, что нет никого жестче неверных друзей?

Дяде, о Тулл, 314своему уступать ты в славе не должен:

20 Нашим союзникам вновь древний порядок верни:

Ты ведь за всю свою жизнь не знавал увлечений сердечных,

Воинской чести отцов верно ты служишь всегда.

Да не доставит тебе никогда столько слез и страданий,

Сколько их мне преподнес резвый мальчишка Амур!

25 Мне же, кто волей судьбы оставаться в безвестности должен,

Душу свою мне отдать праздности вечной позволь.

Многие волей своей от длительной страсти погибли,

В их роковое число примет могила меня.

Я не для славы рожден и не годен для битвы кровавой:

30 Рок повелел мне служить воином верным любви.

Ты же, предпримешь ли путь в Ионию нежную или

В Лидию, где по полям воды Пактола текут,

По сухопутью ль пойдешь или пустишься морем на веслах

В край, который под власть жребий тебе отдает, —

35 Если в какой-нибудь час ты вспомнишь меня мимолетно,

Будь убежден, что живу я под жестокой звездой.

Понтик, 315в то время, когда ты пишешь о Кадмовых Фивах,

О смертоносных мечах братоубийственных войн,

И — поклянусь головой! — состязаешься с вечным Гомером

(Судьбы да будут вовек ласковы к песням твоим!) —

5 Мы, как обычно, поем о сердечных своих увлеченьях,

В поисках, чем угодить грозной своей госпоже.

Не для ума я пишу, а ищу утоления скорби

И вспоминаю, грустя, жизни тяжелые дни.

Так я досуг провожу и тем добыл себе славу.

10 Пусть же я имя свое в этих прославлю стихах.

Пусть обо мне говорят, что один я был мил поэтессе,

Понтик, и гнев я терпел несправедливый ее.

Пусть же прилежно меня неудачный любовник читает,

Пусть пойдет ему впрок знание бедствий моих.

15 Если же мальчик Амур поразит тебя меткой стрелою

(Боги такую беду да отвратят от тебя!),

Будешь скорбеть ты о том, что тобой воспеваемый лагерь,

Семь полководцев твоих в полном забвенье лежат.

Тщетно пытаться начнешь сочинять ты любовные песни:

20 Знай, запоздалый Амур уж не подскажет стиха.

Будешь тогда ты считать меня превосходным поэтом;

Рима мудрейших сынов славою я превзойду.

Мимо гробницы моей не пройдет молодежь молчаливо:

«Спишь ты, великий поэт наших кипучих страстей!»

25 Нет, берегись презирать надменно любовные песни:

Явится поздний Амур — пеню заплатишь ему!

Ты не с ума ли сошла? До любви моей нет тебе дела?

Или тебе ледяной хуже Иллирии я?

Или настолько тебя пленил другой, — кто б он ни был, —

Что без меня ты уплыть с ветром готова любым?

Ты ли способна внимать свирепому ропоту моря,

5 Можешь на жесткой лежать ты корабельной доске?

По снегу сможешь ли ты ступать изнеженной ножкой?

Ты ль непривычный мороз, Кинфия, сможешь терпеть?

Пусть же удвоится срок зимы леденящей и бурной,

10 Пусть же восхода Плеяд 316век не дождется моряк,

Пусть никогда твой корабль от Тирренских песков не отчалит,

Пусть не развеет мои ветер враждебный мольбы

И не увижу я, нет, что утихла великая буря

В час, когда волны помчат твой уходящий корабль!

15 Я же останусь один стоять на пустом побережье,

Злой называя тебя, тщетно грозя кулаком.

Но, как бы ты ни была, изменивши мне, виновата,

Пусть Галатея тебя не покидает в пути,

Чтобы, когда обогнешь ты удачно на веслах Неравны, 317

20 Орик 318тебя приласкал тихою влагой своей.

Не соблазнит меня, знай, ни единая женщина, чтобы

Я на пороге твоем, жизнь моя, жалоб не лил.

Надоедать буду я морякам, обращаясь с вопросом:

«Где же, в заливе каком милая медлит моя?»

25 Вот что скажу: «Пусть она теперь хоть в краях Атракийских 319