Публий Афр: Комедии

В соответствии с этим все события в новой аттической комедии разыгрывались в пределах двух-трех живущих по соседству семей и не выходили за рамки их повседневных забот, подчиненных, правда, определенному сценическому стереотипу: важнейшую роль в сюжетах новой комедии играли такие мотивы, как совращение девушки и рождение добрачного ребенка с неизбежным его подкидыванием и последующим опознанием; потеря или похищение детей, как правило девочек, которым 15-16 лет спустя грозит незавидная участь быть проданными в публичный дом; неукротимая влюбленность молодого человека в одну из таких девушек, попавших в лапы сводника; столь же неудержимая алчность профессиональных гетер, впивающихся мертвой хваткой в простодушного юношу. Конечно, все опасности, грозящие молодым людям, так или иначе преодолевались: подброшенные дети находили родителей, в девушках-бесприданницах опознавали дочерей полноправных зажиточных граждан, гетеры получали отставку, молодые люди женились на добродетельных невестах.

Стереотипность сюжетных ходов и традиционность действующих лиц в новой комедии оказались, вероятно, причиной того, что творения ее авторов не пережили конца древнего мира и до прошлого столетия были известны лишь в виде отрывков, сохраненных в разного рода компиляциях и антологиях позднеантичных авторов. Не избежал этой участи и величайший представитель новой аттической комедии — уже упоминавшийся Менандр; только папирусные открытия нашего века позволили полностью оценить его вклад в историю мирового театра и показали, чем Менандр выделялся среди товарищей по жанру.

Не пренебрегая устоявшимися сюжетами и масками, Менандр сумел наделить их глубоко человеческим содержанием, раскрывая перед зрителем драму оскорбленной девушки и раскаяние ее невольного обидчика; его молодые люди мечтали не о молниеносной победе над невинностью, а о длительном супружеском союзе с полюбившейся женщиной; его старики отцы умели понимать увлечения юности и свойственные ей промахи; его гетеры искренне любили своих клиентов и в нужную минуту готовы были прийти им на помощь. Благожелательность, доверие, дружеское участие, взаимная выручка, способность к самопожертвованию — вот те качества, которые особенно высоко ценил в своих героях Менандр. Нравственный пафос его творчества оказался на редкость созвучным художественной индивидуальности и эстетическим взглядам Теренция.

Тот драматический жанр, в котором творили Плавт, Теренций и еще десятка два авторов, известных нам лишь по ничтожным отрывкам или вовсе по одним только именам, римляне называли «комедией паллиатой» — от латинизированного греческого слова paillon — «плащ»: то была римская комедия, выступающая в греческом одеянии. Действие происходило в ней в Афинах или в каком-нибудь другом греческом городе, действующие лица носили греческие имена; как правило, сохранялись основные сюжетные схемы оригинала, Пример тому дают и комедии Теренция.

Мы найдем здесь юношу, вступившего в добрачную связь с девушкой-чужестранкой и ожидающего рождения сына, в то время как отец сватает ему дочь соседа («Девушка с Андроса»), и другого юношу, уже успевшего в отсутствие отца жениться на такой же девушке-бесприданнице («Формион»), — теперь обоим надо как-то нейтрализовать гнев старика отца. Найдем молодого человека, влюбленного в девушку, которая находится во власти сводника, требующего за нее солидный выкуп, — тут уж никак не обойтись без помощи ловкого раба или какого-нибудь другого пройдохи, способного выманить у прижимистого отца нужную сумму («Самоистязатель», «Формион»). Не обойдется и без гетеры, стоящей немалых денег, особенно если в отношения между любовниками вмешивается глупый и хвастливый, но богатый воин-наемник («Евнух»). Нередко в пределах одной комедии соединяются две, а то и три любовные линии: то один брат или сосед сознательно помогает другому в его амурных приключениях («Братья», «Самоистязатель», «Формион»), то они оказываются невольными соперниками («Девушка с Андроса»), то удача одного грозит бедой другому («Евнух»).

«Удвоение» затрагивает нередко не только интригу, но и характеры. Если молодые люди все одинаково влюблены без памяти и беспомощны в достижении цели, то старики отцы достаточно часто составляют контрастные пары по жизнеотношению и нраву — таковы суровый Менедем и либеральный Хремет в «Самоистязателе» или деревенский житель Демея и горожанин Микион в «Братьях». Контраст распространяется и на рабов — назовем пронырливого Дава и туповатого Биррию в «Девушке с Андроса».