Павел Дмитриев - Поколение победителей

Двери на крытый двор пришлось открывать уже вдвоем. По сути, это был кусок стены, сколоченный из досок, на шарнирах из какой‑то матерчатой дерюги. В общем, эта дверь не открывалась, а переносилась. С таким крестьянским подходом одной женщине действительно не выжить. Но для меня это сущий пустяк, еще несколько минут, и машина стояла на покрытых застарелой грязью досках внутреннего крытого дворика, освещаемая ослепляюще яркой после темноты лампой ватт в сорок.

Кате бы в разведке работать: она не поленилась, взяла короткий жесткий веник и постаралась замести следы от колес, а я тем временем осмотрелся.

Парадная калитка слева от въезда была закрыта изнутри на большой амбарный замок, который, судя по всему, не открывался годами. Зато справа, сбоку, обнаружилась распахнутая дверь, выходящая в образованный поленницами совершенно невидимый с улицы закуток.

Под поветью, как Катя назвала крышу внутреннего двора, напротив дома стоял длинный низкий сарай. Внизу – зияющий черным провалом хозяйственный чулан, сверху – сеновал с жалкими остатками сена. Ближе к огороду чулан переходил в туалет, потом в курятник, в котором на засиженных досках‑помостах шевелился десяток белых кур, следом шли свинарник или коровник, в общем, что‑то низкое и вонючее, но сейчас также пустое. Никакой краски, натуральное дерево, потемневшее от времени, а снизу – от грязи и навоза. На всем лежала печать запустения.

– Пойдем в дом. – Наконец девушка закончила упражнения с метлой.

– Сюда никто не придет до завтра?

– Не должен вроде… – Катя вытащила из чулана ржавый шестигранный лом и подперла им дверь черного хода, – вот так наверняка. Жаль, собаки у меня нет.

– Почему? Полезная животинка.

– Был у нас Рогдай, хороший такой пес, – Катя машинально перевела взгяд, и я увидел висящий в углу ошейник, – да бывший муж к себе забрал.

– А кур оставил? – Я постарался поскорее сменить тему.

– Зачем они ему, там своих полно. – Девушка тряхнула головой, словно хотела избавиться от воспоминаний. – Ну, идешь спать, наконец?

Глава 2Знакомство с КГБ

Проснулся около полудня. В низкое, закрытое веселенькой ситцевой (на вид я материю отличать не умею, но слово вовремя вынырнуло из памяти) шторкой светило… нет, не солнце, а низкое, затянутое тучами небо. Накрапывал дождь. Кати в доме не было, впрочем, мы вечером договорились, что она с утра поедет в Свердловск к брату Анатолию, захватив с собой смартфон, мой паспорт и деньги двадцать первого века. Этого более чем достаточно, чтобы нашу историю не признал бредом, по крайней мере, родной брат. Тем более что я успел показать девушке игрушку Teeter.

Засыпая на жестковатой, несмотря на постеленный тюфяк, лавке, очень хотел проснуться на рассвете, как тут заведено, и проводить Катю в дорогу. Повторить поцелуй в щечку. Но по буржуйской привычке бессовестно все проспал. Гимн Советского Союза прозвучал по радио в шесть утра, но даже эта громкая и торжественная музыка без слов не смогла выдрать меня из сна[6].

Делать нечего, встал, оделся, сползал до «удобств», подивился потрясающей конструкции. Стульчак представлял собой что‑то типа ступы бабы‑яги, как ее рисуют в детских книжках, и был сделан из цельного долбленого куска бревна. Правда, без дна, с обитым рыжеватым войлоком верхним краем. Не слишком гигиенично, прямо скажем, но, наверное, тут зимой не до интеллигентских закидонов. Поплескал в лицо из удобно стоящей под водостоком бочки, потер зубы пальцем.

С наступлением темноты лампочку не зажигали из соображений маскировки. Мне это казалось диковатым, но Екатерина относилась к шпионам очень серьезно. Или к бывшему мужу – может, она еще собиралась с ним сойтись? Впрочем, тут деревня, не Москва, всем есть дело до всего, жители любую странность подметят почище пограничной собаки. Так что обустраивались в потемках. Успел собрать пыль в углах коленями, поцеловать притолоку двери лбом и достать ножки какой‑то идиотской мебели пальцами ноги.

После пробуждения тоже было как‑то не до разглядывания местных достопримечательностей, уж слишком давила на мозг жидкость. А тут зашел в дом и просто уперся в огромную русскую печь, оштукатуренную синеватой известью. Чуть наискосок от входной двери к печке была прислонена деревянная лестница с тремя широкими удобными ступенями, окрашенная коричневой краской. Сверху, за краем затертых до черного блеска животами и задницами кирпичей, виднелась какая‑то зимняя одежда. Из нескольких «дырок» выглядывали шерстяные носки, варежки, полотенца, а может быть, портянки.