еще есть, надо подготовить грамотный арест, поэтому не стоит так безрассудно торопиться.
Поступить же сразу так, как того настоятельно требует Николай Николаевич, не вполне
целесообразно. В ответ Николай Николаевич закричал, что его офицеры готовы порвать
господина Банщикова зубами по первому его приказу. Но Владимр Александрович его
быстро успокоил, заявив, что главное сперва проверить то, что находится у Михаила
Лаврентьевича в голове, а не какого цвета у него там мозги. А потом, послушав его, они
решат что нужно делать с, простите, Ваше Величество, «этим двинутым Николя и его
гемофиличным дохликом…»
Оба они были уже изрядно навеселе, и долго смеялись этой, с Вашего позволения,
шутке. Я старался поддерживать компанию, но без излишества. В завершении мне было
заявлено, что во мне, как в старом члене «Священной дружины» они не сомневались
никогда. Мне было велено раз в неделю извещать кого-либо из них как идут дела, и когда
Вы, Михаил Лаврентьевич, будете готовы для откровенной беседы с ними…
Такие вот дела… А предложений моих было, да и есть – больше ничего не надумал
пока, три. Либо мы на время прячем Михаила Лаврентьевича, инсцинировав его смерть, что
позволит потянуть до принятия каких-то мер к господам Великим князьям. Либо их сразу
нужно арестовывать и начинать следствие. Либо Государь может, не откладывая этого,
сперва в личной беседе постараться убедить своих дядей в их неправоте. И по результатам
этой беседы принимать дальнейшие решения…
- Да. Дела наши, как сажа бела… Оленька, успокойся…
Возок поскрипывая и покачиваясь быстро катил по зимней дороге. Какое то время все
молчали. Затем вновь заговорил Николай.
- Так вот, любезный Петр Николаевич. Откровенность за откровенность. И верность за
верность. Действительность же такова, что у нас больше нет времени для условностей.
Поэтому я решил, что Михаил Лаврентьевич сейчас расскажет Вам, кто он такой, как здесь
появился и кто его к нам послал. Чтобы Вы не подумали, что он маг, спиритист и медиум,
овладевший нашим рассудком, мы с Ольгой Александровной подтвердим Вам его рассказ
фактами. Чтобы Вы сами вполне убедились, как это все серьезно. И на что, в силу своей
дремучести и злобности, готовы замахнуться мои дядюшки. Тривиальная попытка мятежа и
цареубийства – просто сущий пустяк в сравнении с этим…
Через двое суток Петр Николаевич Дурново запишет в своем дневнике: «Несомненно,
что события вчерашнего дня, когда до Петербурга дошли известия о грандиозной морской
победе под Порт-Артуром, сделали сенсацию и потрясли многих до глубины души. Причем,
очевидно, что не только лишь в России. Про себя же, не кривя и не лукавя, должен отметить,
что находясь всецело под впечатлением события, приключившегося со мною накануне
заслуженного торжества наших моряков, отнесся я к добрым вестям с Дальнего Востока
буднично. Как к чему-то естественному и должному.»
Биографы российского Премьера так и не смогли выяснить, о каком именно событии,
случившемся при участии Дурново за день до Шантунгской победы, шла речь…
Из воспоминаний генерал-лейтенанта генрал-адъютанта, председателя ИССП
(1905-1921 г.г.) графа С.В. Зубатова «Мои песочные часы», Изд-во «МилиТерра», Москва,
1946 г., издание 6-е, дополненное биографической справкой.
Итак, мои песочные часы опять перевернули. В третий раз.
Добравшись кое-как из захолустного Владимира до Первопрестольной, никуда не заходя
и ни с кем не встречаясь – сразу на вокзал. Повезло. Поезд уходил через сорок минут. Есть
время на стакан горячего чаю и бублик с маком в вокзальном буфете.
Пока отогреваюсь у метлахского печного бока, быстро просматриваю свежую газету.
Ну, конечно: главная новость – определен срок восстановительных работ на кругобайкалке.
Четыре-пять месяцев. Судя по всему, туннель рвануло основательно. Версий три. Японцы,
радикалы, националисты. Я бы, пожалуй, прибавил - или наше головотяпство. Но нет: «по
заслуживающим доверия сведениям, состав был гружен исключительно продовольствием и
предметами обмундирования для маньчжурской армии»… Значит – не сами.
Наконец, колокол… Гудит паровоз, дернул. Еще раз. Поехали… Москва постепенно
уходит вдаль. Дома мельчают. Тянут в небо дымки деревни. Скоро вечер. В вагоне хорошо
натоплено. И от окна, слава Богу, стужей не тянет. Хорошо, все-таки, ехать первым классом.
Читать дальше