Кит Ричардс - Жизнь

В 1950-м Гас собрал сквер-дансовый оркестр, Gus Dupree and His Boys, и неплохо устроился, разъезжая по авиабазам американцев, подыгрывая их сельским танцулькам. Днем он работал на заводе, а по ночам выступал, напялив поверх сорочки белый нагрудник — «манишку». Он играл на еврейских свадьбах и масонских вечеринках и приносил домой куски торта в скрипичном футляре — все мои тетки это помнят. Жилось ему, наверное, туго — например, он никогда не покупал новую одежду, только подержанную, и обувь, кстати, тоже.

Почему моя бабушка — долгострадалица? Это если вычесть двадцать три года пребывания на ратных стадиях беременности-то? Когда-то у Гаса было одно пристрастие — играть с Эммой дуэтом: он на скрипке, она на пианино. Однако во время войны она застукала его с девицей из патруля затемнения понятно за чем. Пианино тоже участвовало, и кое-что похуже. И больше она в его присутствии к пианино не притронулась — такая была расплата. А упрямства ей хватало — вообще-то она была совсем не похожа на Гаса и подстраиваться под его артистический темперамент не собиралась. При таком раскладе он попробовал привлечь к музицированию дочерей, но получалось «все как-то не так, Кит» — говаривал он мне, — «все как-то не так». Послушать его, Эмма выходила просто каким-то Артуром Рубинштейном в юбке. «Никого и близко к Эмме не было. Играла как никто», — повторял Гас. Его память об этом превратилась во что-то типа романтической тоски по утраченной любви. К сожалению, тем случаем его неверность не исчерпывалась. В их истории было много мелких скандалов и хлопаний дверьми. Гас ничего не мог поделать со своей бабнической натурой, а Эмме просто надоело с этим мириться.

Дело в том, что Гас и его семейка были большой редкостью для того времени — можно сказать, верхом допустимой богемности. Гас и сам в чем-то поощрял пренебрежение нормами, манеру выделяться, но и гены играли роль. Одна из моих теток участвовала в труппе любительского театра. Вообще у каждой имелись артистические склонности того или иного рода — в зависимости от обстоятельств. Если вспомнить, какие тогда стояли времена, порядки в доме были заведены очень свободные — совсем не Викторианские. Вот, например, одна из выходок, типичных для Гаса Когда его дочки были подростками, к ним пришли в гости пятеро-шестеро мальчиков, и их посадили на диван лицом к окну, а девочки сидели напротив. Так вот, отец семейства тут же бежит наверх в туалет и спускает на веревочке через окно использованный гондон, и тот болтается на виду у пацанов и за спиной у дочек. Такое вот чувство юмора. Пацаны, конечно, начинают краснеть, их распирает от смеха, а девчонки сидят и не врубаются, что за фигня. Гас вообще любил устроить всем легкую встряску. И еще Дорис рассказывала, каким шоком для её матери, Эммы, было узнать, что две сестрицы Гаса, Генриетта и Фелисия, которые жили вместе на Коулбрук-роу, оказывается, — тут она переходила на шепот — «принимают клиентов». Не все сестры Дорис были как она — такие же острые на язык, иначе говоря Некоторые были благопристойные, правильные, как Эмма. Но никто из них не закрывал глаза на существование Генриетты и Фелисии.

Раньше всего я помню Гаса по нашим гуляниям, нашим пешим марш-броскам, в которые, я догадываюсь, он отправлялся со мной главным образом для того, чтобы удрать из дома. Я был хорошим предлогом — я и пес, которого звали Мистер Томпсон Вуфт. До меня у Гаса никогда не было парня в доме — ни сына, ни внука, — и, я думаю, мое появление стало большой вехой в его жизни, прекрасным поводом, чтобы уходить гулять и пропадать. Когда Эмма приставала к нему с домашними делами. Гас неизменно отвечал «Я бы с удовольствием, Эм, но я тут себе уже всю задницу отсидел». Заговорщицкий кивок в мой адрес — и ага, пора выводить пса. Мы наматывали с ним многие мили, слонялись, иногда казалось, сутками. Однажды забрались на Примроуз-хилл посмотреть на звезды — разумеется, в компании Мистера Томпсона. «Не знаю, наверное, домой мы сегодня уже не доберемся», — сказал Гас. И мы улеглись спать прямо под деревом.

— Пойдем-ка с псом погуляем. (Это был сигнал начинать движение.)

— Пойдем.

— Плащ возьми.

— Так дождя же нет.

— Бери-бери.

Как-то во время наших гуляний Гас спросил (мне было пять или шесть):

— Есть у тебя с собой монетка?

— Есть, Гас.

— Видишь вон пацаненка на углу?

— Вижу, Гас.

— Пойди дай ему монетку.

— Но Гас!

— Иди-иди, ему хуже, чем тебе.

Я отдаю монетку.

Гас дает мне две взамен.