Мои тоже кинулись... поправлять, наставлять и всовывать... Умных советов напоследок...
"Как родная меня мать провожала
Тут и вся моя родня набежала".
Набежала и чуть не задушила. Тьфу, блин. Марьяшу - замуж - срочно. Пусть она кому другому... лицо слюнявит и шею скручивает.
Наконец, я ухватил Акима за рукав и мы, вместе с ещё 16 придурками, парами, как примерные детсадовцы, выстроились в колонну перед воротами. Половина придурков - бородатые и брюхатые - "ждут трамвая". Вторая половина - безбородые и тощие. Не "ждут трамвая". А так... без разницы - все в зимнем, тёплом. Младшие - справа. Как в Мавзолей вокруг Ленина.
"Невеста, возьмите мужа в правую руку" - это уже чисто личное, в ЗАГСе так фотограф командовал.
Бирюч - рыкнул, ворота открылись шире, и мы потопали двумя гуськами.
"Кто шагает дружно в ряд?
Бородатый наш отряд...".
Охо-хо... И как-то оно всё будет...
"И дорогая не узнает:
Хорош ли отрока конец"...
А, фигня - протопали по двору, по высокому крыльцу, по тёмным сеням, по узким крутым переходам-лестничкам...
"Они входят в большую залу с колоннами, увешанную большими портретами. В зале человек двенадцать взрослых, и у каждого по мальчику".
Колонн - нет, портретов - один, небольшая иконка, "Спас". Зала - невелика, потолки - низкие. Темновато, душно, тихо, жарко. Взрослых, считая Акима - девятеро. Мальчиков... Я - не мальчик. Да и из остальных... Не знаю как реально, но некоторые выглядят уже...
Расселись парочками по лавкам. Шерочки с машерочками. Гардероба нет, буфет не работает, ждём третьего звонка "на сухую". Ждём-ждём...
А хорошо, что я успел за угол сбегать. И как это Московская боярская дума часами непрерывно прела в шубах и госзаботах? Интересно, как у них процесс отлива был организован? Как-то историки об этом... Вот про римский сенат - написано. Там ещё Цезаря зарезали. А в Москве? Или вообще не было, чтобы не повторять прецедент с Цезарем? И как же они...? Друг другу - в карман? А запах? Да и карманов тогда не было...
Аким с кем-то раскланивается, от кого-то отворачивается. Негромкий говорок шёпотом. Ждем. Жара. Такое чувство, что где-то под полом черти свои котлы раскочегарили. Но шубу и шапку снять нельзя - "не по чести". Чествуется. Терпим, потеем, преем. Ожидаем. Ожидаем окончания заутрени. Я её уже тихо ненавижу. Не из-за молитвы возносимой, а из-за жары невыносимой. Не я один: один из бородачей стукает посохом в пол, так что все вздрагивают, подзывает местного прислужника. Тот низко склоняется, извиняющее успокаивает:
-- Большая часть уже отслужена. Сейчас отпоют "Днесь спасение", поочередно, "трижды сладкогласно", певцы - вне алтаря, иереи - внутри. Затем "Воскресни Господи", пресвитер евангелие на амвоне отчитает, потом, как по Уставу Великой церкви положено: сугубая ектения, просительная ектения, главопреклонение и отпуст.
Всё понятно? А какая разница? Пока здешняя элита не... не отъектенится - никакого "отпуста" не будет. Ждём. Терпим. Потеем.
Хорошо, что сообразил прежде за угол сбегать: парнишка напротив - достал своего родителя. Слов не слышно, но смысл картинки понятен:
-- Дедушка! Пи-пи!
-- Терпи! Убоище...
-- Дедушка! Не могу больше! Сщас прямо здеся!
Боярин, беззвучно матерясь, вздёргивает доставшего его отрока за ухо, и волочит к дверям. Аким, проводив взглядом, оборачивается ко мне и одними губами сообщает радостную новость:
-- Один - долой. Уссался. До следующего раза.
Все усаживаются поудобнее, удовлетворённо обмениваются шепотом междометиями. Тут мне на плечо наваливается сосед. Я инстинктивно отталкиваю. И он валится на пол. Глаза закатились, но пены на губах нет, не дёргается. Не припадок - обморок. В этом... газвагене с подогревом... Вполне ожидаемо. Его "поводырь" скатывается со скамейки рядом на колени, путается в шубе:
-- Деточка! Миленький! Ох ты, святый боже, святый крепкий...
Подбегает пара слуг:
-- А вот позволь-ка... а разреши-ка, боярин... мы его аккуратненько, осторожненько... головкой вперёд... на воздушок, водицы колодезной...
Боярин хватает слугу за рукав, рычит в ярости:
-- Не трожь! Не смей!
Слуга, продолжая подобострастно улыбаться, смотрит ему в лицо, постепенно твердея глазами и голосом:
-- Надоть. Осторожненько. Во двор. На воздушок.
Парня подхватывают под руки, волочат болтающейся головой вперёд в двери. Его наставник - дед? Отец? Дядя? - сдёргивает с головы высокую тяжёлую меховую шапку, отсвечивая багровой лысиной в венчике седых волос, вытирает шапкой лицо. И пот, и слёзы. Тяжело, грузно опершись рукой на лавку, поднимается и, кажется, всхлипнув, отправляется следом.
Читать дальше