Том Холт - Белоснежка и семь самураев

Итак: важнейшая задача, избавиться от него. А для этого ему нужно найти ведьму.

Ха!

Типично, рассуждал Клык, мрачно тащась на двух ногах по пыльной дороге. Обычно шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться в этой части леса на ведьму. Потряси любое дерево и с него свалится ведьма. А теперь, когда он активно разыскивал одну из них, где они все?

Затем он свернул и оказался перед весьма запущенной башней, ссутулившейся среди деревьев, как притворяющийся страусом космический корабль, а остатки его безошибочного волчьего обоняния почуяли свежий ветер. Насыщенную, плесневую, неприятную вонь; застывший жир, немытая человечина, йод, кошачья моча, лук, и какие то дешевые духи от Джорджио Армани, все вместе это явилось бы достойным оружием на поле боя. Ведьма.

Клык глубоко вдохнул и чихнул. Еще один определенный минус человеческого тела было его ужасное обоняние; чтобы получить достаточно информации, было необходимо вдохнуть количество воздуха, достаточное для того чтобы поднять в воздух небольшой воздушный шар.

Ведьма была наверху башни, а башня была естественно заперта. Запрокидывая голову, Клык постарался найти доступные окна, удобно расположенные водосточные трубы, пожарные выходы и даже (не станем забывать само собой разумеющееся) открытую дверь, — какою-нибудь лазейку. Ничего: самые нижние окна находились на пятом этаже, а тяжелые ставни были решительно закрыты. Ну да ладно, сказал себе Клык, ведьм-то много, а шея у меня одна. Он печально покачал головой и уже было потрусил прочь, когда что-то свесилось из башни до уровня его подмышек. Веревка.

Уже лучше, но вот только с какой стати здравомыслящая ведьма станет бросать веревку вместо того, чтобы просто спуститься и открыть дверь? Лень одолела? Странное чувство юмора? Он задрал голову и увидел, что веревка свисала из самого верхнего окошка башни; подъем будет головокружительный, и он не был уверен, что умеет лазать по веревкам в человечьем обличье. К тому же, сама веревка была какой-то странной. Вместо обычного грубого серого материала она была сплетена из каких-то тонких желтых нитей. Волос, даже.

Веревка из волос; что ж, ведьмы - народ чудной, к тому же, как водится, не сильно богатый. Стоило еще вспомнить, что человеку, живущего на вершине очень высокой запертой башни возможно делать было нечего, кроме как плести отбросы парикмахерской в длинную белокурую веревку. Это объясняло сам состав веревки, но не то почему она внезапно возникла у него под носом. Стоило так же подумать над старой стайной поговоркой, что если враг тебе предлагает средства передвижения, то их лучше не трогать, потому что, это наверняка ловушка.

Благоразумие диктовало, что без особых доказательств, он должен был считать каждого встречного не-волка скорее врагом, чем другом. Однако из любопытства, он протянул руку и слегка дернул за веревку.

“Ай!”

Голос раздался с заоблачной высоты и ни в коей мере не подходил, ведьмам, встречавшимся Клыку. Он был юный, девчачий и серебристый, а потому, скорее всего, от его обладательницы Клыку будет столько же пользы сколько от картонной отмычки. Ему искал чего-то древнее и морщинистое и особенно старушачье, а не какую-то длинноволосую девчонку.

“Извиняюсь,” - проорал он в ответ.

Веревка поползла вверх по стене; очевидно ее владелица не верила, что он не станет дергать ее снова. Он посмотрел ей во след, а потому был в идеальном положении, чтобы рассмотреть содержимое фарфорового сосуда, которое вылили из окна невидимые руки и которое выплеснулось прямо ему на голову. Мокрое и вонючее. В некотором смысле туалетная вода. Он закрыл глаза, ругнулся, и пошел прочь. На повороте он едва увернулся от яблочного огрызка, пущенного ему вслед, а затем от старого башмака и кофейной чашки. Все вместе они явно составляли намек.

“Ладно, уже,” - заорал он, когда намек был подкреплен половиной кирпича и испортившейся неделю назад порцией макаронного сыра, — “Я ухожу…”

“Помогите!”

Услышав второй голос он застыл на месте; как оказалось на свое счастье, ибо кто-то швырнул старую сковородку, которая пролетела у него под носом по траектории, явно расчитанной на его продвижение вперед, и если бы он так и двинулся, то уже лежал бы без сознания.

“Помогите! Помогите!”

А вот это, улыбнулся про себя Клык, уже лучше. Грубый надтреснутый, с одышкой, скрюченный старый голос, не просто особенно старушачий, а очень даже старушачий; владелице этого голоса было не меньше ста пяти лет и она вполне могла оказаться подружкой месяца текущего номера журнала “Ведьма.” Инстинктивно увернувшись от яйца настолько старого, что его мог бы снести археоптерикс, Клык поспешил обратно к основанию башни, навес у которого смог бы предоставить ему некоторую защиту от летающих предметов домашнего хозяйства, и где он мог бы составить план действий.