Admin - o 18466e8fb342a663

поспешил на автовокзал. Уже часа через полтора расспрашивал случайно попавшегося

мне на пути жителя Семиречья о том, как найти лесничество.

*

Контору лесничества трудно было не заметить. Сложенное, из ещё не потемневшего от

времени бруса, одноэтажное, с пятью окнами по фасаду, здание возвышалось на крутом

берегу Лютюги, на опушке леса. На плоской вершине заросшей ельником сопки - самом

высоком месте посёлка. Чуть на отшибе. Именно здесь речка разделяется на семь рукавов, по берегам которых расстроился посёлок.

Вокруг, сколько видел глаз, возвышались поросшие побагровевшим от ночных заморозков

лесом и всё ещё зелёным Курильским бамбуком сопки. Стремительно несся вниз,

говорливо журча, пенный поток. Насыщенный хвойным запахом, по-осеннему прозрачный

воздух хотелось пить. Замерев в предзакатной истоме, природа готовилась к отдыху.

«Остаюсь. Гвоздями никто меня к месту не прибьёт, не понравится – уеду».

Тимофей с семьёй жили в казённой квартире, при лесничестве. Он в это предвечернее

время находился дома и вышел на крылечко, что-то дожёвывая, прямо от стола -

загорелый, чуть за тридцать, остролицый, невысокий и поджарый. Выслушав меня,

кивнул:

- Временно на лесопосадки до конца сезона. Работа сдельная, - вопросительно посмотрел

на меня и, заметив в глазах согласие, пошёл со двора, жестом приглашая за собой.

- Как зовут-то?.. Михаил?.. Из Ленинграда?.. А к нам как?

Обогнув здание конторы, подвёл меня лесничий к маленькому домику, скорее времянке.

- Жить будете с Володей, места хватит,- толкнул незапертую дверь Тимофей и зашёл в

помещение первым.

Я протиснулся следом, чувствительно приложившись головой о низкую притолоку.

Сразу за порогом - небольшая мастерская, наскоро приспособленная для проживания. По

бревенчатым стенам развешаны упряжь, березовые веники, коромысла, верёвки,

плотницкие инструменты и рабочая одежда. Стол, электроплитка, рукомойник, две

железные с панцирной сеткой кровати, застеленные серыми байковыми одеялами. В

помещении пахло берёзовым листом, табачным дымом и чуть портянками.

- Располагайся,- лесничий указал на дальнюю от стола койку и покосился на мой рюкзак.

- Предпочитаю путешествовать налегке, - сыронизировал я.

Тимофей чуть заметно улыбнулся.

- Отдыхай, Володя с ребятами в тайге, скоро будут. Я ещё зайду…

Я огляделся - жить можно.

Вскоре за окном послышался заливистый собачий лай. Выйдя из времянки, я удивлённо

оглянулся по сторонам, пытаясь разглядеть местного цербера. Собаки нигде не было

видно.

Во двор лесничества въезжал «Урал» с коляской. Развернувшись, мотоциклист заглушил

двигатель, вынул ключ зажигания и снял мотоциклетный шлем. И, вдруг, неожиданно,

подняв к темнеющему небу весёлое курносое лицо, залаял. Тонко, заливисто и

удивительно похоже. Тут же откликнулись соседские псы. Один, другой, третий; лай

волной заполнил посёлок, разлился вширь, перетёк на другой берег реки.

Собачья разноголосица, то ли почуяв подвох, то ли посчитав, что долг выполнен, вскоре

затихла. Мотоциклист, очень довольный собой, спрыгнул с седла и, раскинув широко в

стороны руки, сладко потянулся. В последствие я узнал, что Семён - так звали

управляющего мотоциклом лесника - всегда оповещал о своём прибытии столь

необычным способом; в имитации лая он достиг небывалых успехов и очень этим

гордился.

В горах звук разносится далеко. Засаживая отдалённые сопки ёлочкой, мы с Володей

будем узнавать по этим позывным о подъезжающем леснике задолго до появления

мотоцикла на дороге. С удовольствием распрямив усталые спины и побросав

опостылевшие мотыги, станем спускаться вниз к палатке, встречать Семёна.

Семен - могучий пятидесятилетний сибиряк, неторопливый, с лицом равнодушным и, на

первый взгляд, сонным. Но за его показным равнодушием угадывалась готовность к

мгновенному действию, как граната с выдернутой чекой, которая не взрывается лишь

потому, что ещё - не время. В своё время Сеня служил в каком-то армейском

спецподразделении и демобилизовался в звании майора. О службе рассказывать не любил:

- Читайте книжки, там интереснее. Война – это пот, грязь и кровь. И никакой романтики.

Второй пассажир, неторопливо выбирающийся из мотоциклетной коляски, было видно,

что пожил, хотя и был не намного старше Семёна. Его я сразу для себя называл

«капитаном». Невысокий, круглый как мячик, седой, с красным, как будто обваренным