-Ты исчадие ада, - по складам, раздельно произнес ребенок и улыбнулся - торжествующе,
победно. Молоко, зашипев, перелилось через край кастрюли. Робеспьер, подавив ругательство -
вышел в коридор.
Тео стояла, тяжело дыша, над фарфоровым тазом. Она распрямилась и велела себе: «Нельзя!
Нельзя их выгонять, Джону и Марте нужны сведения. Терпи, скоро все закончится. Теодор тут, он
позаботится о нас, - женщина повертела в руках увядшую, белую розу, что стояла в вазе:
-Каждую неделю присылает, как и обещал. Господи, шестнадцать лет этим годом, как мы друг
друга знаем. Элиза должна сегодня прийти, свежий цветок принести, и записку от него. Моя
готова, - она нажала на выступ в шкатулке для драгоценностей. В потайном отделении лежал
маленький конверт.
В дверь постучали. Она услышала недовольный голос Франсуа: «Мадемуазель Бенджаман,
простите..., Там у нас еще один гость».
Тео открыла дверь и с сожалением подумала: «Постарел он, с тех пор, как Робера убили. Бедный,
вон, голова в седине».
-Кто? - тихо спросила она. Франсуа помолчал и, сдерживаясь, ответил: «Не думал я, что у него
хватит наглости сюда явиться».
Тео зашла в гостиную и застыла у дверей - Робеспьер разговаривал с легким, изящным,
безукоризненно одетым мужчиной, с коротко остриженными, светлыми волосами.
-А! - обернулся Максимилиан. «Позволь тебе представить - гражданин Донатьен Сад, депутат
Конвента и наш хороший друг».
Она все молчала, раздув ноздри. Мужчина, склонившись над ее рукой, вкрадчиво сказал: «Давно
не виделись, мадемуазель Бенджаман».
Низкие, закопченные своды трактира нависали над простыми, длинными деревянными столами.
В полуоткрытые ставни было слышен скрип колес разъезжающихся с рынка телег, ругань возниц,
в зал задувал резкий, пронзительный северный ветер.
Двое мужчин - высокий, мощный, широкоплечий, и пониже - сидели рядом, хлебая суп из
глиняных горшков. Федор оглянулся и стянул с волос вязаную шапку. «Тут все свои, - сказал он
собеседнику, - не продадут. Так что этот указ, об иностранцах?»
Лавуазье отложил ложку и вздохнул. «Я бился до последнего. Удалось отстоять Лагранжа и еще
кое-кого. Наорал на этих крикунов в Комитете Национальной Охраны, сказал им: «Да пусть бы
Лагранж хоть в Китае родился. Он гордость французской науки, великий математик, какая
разница, что у него до сих пор итальянское гражданство? О тебе, сам знаешь, - Лавуазье замялся,
и указал глазами в сторону «Друга народа», что валялся на столе, - сам знаешь, что говорят…»
-Пишут, - ухмыльнулся Федор. «Наймит попов, агент иностранных разведок. Помнишь отца Анри,
из церкви Сен-Сюльпис, того, что мадам Кроу отпевал?»
Лавуазье кивнул. «Той неделей в ванне нашли, - мрачно сказал Федор. «Говорят, сердце отказало».
-Ну, - протянул Лавуазье, - он все-таки был пожилой человек…
-Пожилой, - согласился Федор. «Только вот у него синяки на шее были, а еще - вся библиотека
разорена, документы сожжены…, В общем, месье Марат времени не теряет. А ты, - он зорко
взглянул на Лавуазье, - уезжал бы, Антуан, пока еще есть куда. Доберешься до Савойи, в горах
легче переходить границу. Я там в свое время все излазил, ископаемые искал. Начерчу тебе, как
ущельями пройти в Италию».
Лавуазье разломил покрытый расплавленным сыром кусок хлеба: «Ты бы свою страну бросил?»
-Я бросил - спокойно отозвался Федор. «Сбежал, как только меня в крепость собрались посадить».
В голубых глазах промелькнуло что-то, - подумал Лавуазье, - похожее на тоску. «Нет, - упрямо
сказал Лавуазье, - ты пойми, Теодор, не может, так продолжаться…Французы одумаются, поверь
мне. И потом, - он достал из кармана рабочей куртки шкатулку и мужчины закурили, - и потом, - он
тяжело вздохнул, - сам знаешь, что у меня…, - он повел рукой в сторону улицы. Федор кивнул:
«Знаю».
-Держи, - Лавуазье протянул ему холщовый мешочек и поднял руку: «Молчи. У меня пока деньги
есть, имущество не конфисковали, как у многих. Сколько ты там в своей кузнице заработаешь?»
-На суп и бутылку вина хватает, - рассмеялся Федор, - а сплю я прямо там. Все теплее, чем в
каморке какой-нибудь ютиться. Насчет денег, - он замялся, - Антуан, тут слухи ходят, что бывших
откупщиков судить собираются…
-Ничего они со мной не сделают, - отмахнулся Лавуазье и принял от хозяина еще один горшок:
«Говядина бургундская, все-таки прав ты - нигде в Париже так не покормят, как здесь».
Читать дальше