Александр Баунов - Миф тесен

Последний вариант прекрасен, но он предполагает двух, максимум трехэтажные дома. И если это не палаццо на одну-две семьи — это уже не двор, а коллективная прихожая. Так он и работает. Если же в доме хотя бы пять этажей, патио превращается в темный глухой колодец: все мы знаем патио Петербурга. А ведь по размеру они никак не меньше севильских. А если в доме этажей двадцать, как в Гонконге, то двор вообще превращается в ничто.

В отличие от большинства городов мира, у нас за пространством улицы есть еще одно — не меньшее, а то и большее по размеру: мир дворов. Там лавки, песочницы, горки, парковки, иногда цветники, гаражи для лазанья детей по крышам, бабушки на лавках, детские сады, иногда — все реже — веревки с бельем и друзья дворника-киргиза с пивом. В них, во дворах, если в центре, — малый и средний бизнес, в них турагентства и ремонт обуви, встречаются, хотя и редко, фонтан, бронзовый атлет, цементная русалка. Москва — город дворов. Вместо того чтобы фантазировать, как нас обделили дворами, надо раз и навсегда осознать, что мы единственный мегаполис мира с таким количеством дворов, не давать их в обиду и под застройку, не запирать от всех (а в последнее время запирают все меньше) — и что надо что-то с ними делать, что-то важное и прекрасное.

Общее место, что в Москве нет архитектуры. Конечно, Москва не Флоренция, не Венеция и не Рим. Но, вообще-то, не только Москве тщетно тягаться с Италией. Париж стилен и единообразен. Но кто сказал, что единство стиля лучше, чем разнобой? Ведь прекрасен же разностильный Стамбул. А в центре разностильной Москвы к тому же стоит лучший городской замок Европы: не какая-то новодельная декорация вроде Нойшванштайна, а настоящий бург XV века, лучшей из возможных работы — итальянской, но с достаточной локализацей производства, чтобы не быть просто импортом или копией. Эдинбург, Пражский Град, Кастелло-Сфорцеско — это все достойные соперники, ровня, а вовсе не недостижимый идеал, рядом с которым только и можно обкусать локти по самое плечо.

Все разговоры о том, что у нас нет архитектуры, — идеальный фон к сносу кому чего захочется: чего жалеть? Все равно не Париж. А вот Наполеон пишет в письме Жозефине, что Москва оказалась городом не хуже Парижа — сады, церкви, дворцы. А пожар с тех пор, мы знаем, способствовал ей много к украшенью, дворцов не убавилось, а прибавилось, к древнерусскому стилю, нарышкинскому и елизаветинскому барокко с классицизмом с тех пор добавились ампир, псевдорусский стиль, модерн, конструктивизм, еще один ампир, а потом наш социалистический баухаус с дворами. Теперь вот небоскребы, если кому не хватало.

Вместо того чтобы стонать, что у нас нет архитектуры, и давать алчным девелоперам-убийцам повод для новых сносов, лучше поснимать кондиционеры с той, что есть, и выгнать из центра девелоперов.

Вообще, в Москве две беды: кондиционеры на фасадах и машины на тротуарах. Ну, еще хорошо бы, конечно, чтобы водители повежливее, автобусы поновее, трамваи побыстрее, подземных парковок побольше, пробок поменьше, выборы посвободнее, депутаты поумнее, кто же спорит. Но из того, что у нас нет хороших депутатов, делать вывод, что у нас в городе нет и дворов с деревьями, несправедливо. И депутатам, и деревьям обидно.

«Ворота раскрылись, и Алексашка очутился на Кукуе, в немецкой слободе <...>. Приветливый свет из окошек небольших домов падал на низенькие ограды, на подстриженные деревца, на стеклянные шары, стоявшие на столбах среди песчаных дорожек. В огородах перед домиками белели и чудно пахли цветы. Кое-где на лавках и на крылечках сидели немцы в вязаных колпаках, держали длинные трубки.

“Мать честная, вот живут чисто”, — подумал Алексашка, вертя головой сзади кареты <...>. Все было мирное здесь, приветливое: будто и не на земле, — глаза в пору протереть...»

Это и была мечта президента Медведева. Раскрываются ворота, а там немцы в колпаках, английские судьи в мантиях, гонконгские брокеры в белых рубашках с закатанными рукавами, японцы каждое утро будто из парикмахерской, скандинавы с инструкциями для котов, американцы в бокастых синих рубахах, заправленных в штаны, с картонными стаканчиками вкусного кофе. Мусор сортирован по контейнерам, цветы — по клумбам. Ни гаишников с палками, ни пацанов на «девятках» с пивом, ни пенсионеров с авоськами. Мать честная, будто и не на Земле.

Физические носители модернизации и тогда, и сейчас — иностранцы. Поэтому инновационный инноград — он же у нас одновременно иноград, иностранный город. Но брали в слободу на работу и русских. «О, ты изрядный мальчик. Возьмешь мыла и вымоешься, ибо ты грязный. И тогда я тебе дам платье». А также смартфон, айпэд и электромобиль. «Неподалеку на озерце играла музыка и задорно визжали немки».