Александр Баунов - Миф тесен

В 90-е был сплошной медовый месяц: все занимались политикой, меняли белых министров на черных, пробовали на вкус свободу передвижения и жительства, выборов и печати, ликвидировали резервации — бантустаны, сливали в одно армию и партизан, перестраивали полицию. А потому придумали замену экспроприации ВЕЕ — выращиванием черной элиты внутри белых компаний, как в инкубаторах.

Южная Африка сейчас на взгляд приезжего смотрится менее презентабельно, чем когда-то. Но если бы вместо Манделы во главе ее в первые годы оказался другой человек, вроде Мугабе в соседнем Зимбабве, все могло быть гораздо хуже. Уехало бы не 15% белых, как в ЮАР, а все поголовно. И экономика, вместо того чтобы продолжить не очень быстрый, но стабильный рост, догоняя по по душевым показателям бедные страны Евросоюза — Румынию или Болгарию (для Африки — большое достижение), рухнула бы в беспросветную рецессию. Как в том же Зимбабве, где получилось, что в 1980 году 7 млн измученных апартеидом зимбабвийцев производили в три раза больше, чем 12 млн свободных и эмансипированных граждан Зимбабве тридцать лет спустя.

Заслуга Манделы не в том, что он руководил революцией и сверг задержавшийся во времени режим. Это много кто смог. Значение Манделы, если угодно — коллективного Манделы (ведь он был лицом процесса, лицом целой группы переговорщиков, которые повели себя на редкость разумно) в том, что он, свергнув режим, не стал ломать его экономическую основу.

Мандела в некотором роде Горбачев наоборот, вернее, Горбачев в противоположных экономических условиях. Оба реформатора — у нас и в ЮАР — меняли политический строй, стараясь не трогать экономику. Только в нашем случае это было бессмысленно: неповоротливая советская экономика и была главной причиной наших бед и первым, что нужно поменять. А в случае ЮАР — осознанно: там на момент демократизации уже существовала конкурентоспособная рыночная экономика, успешно включенная в мировую. Ее надо было по возможности спасти.

И еще вот что не только для Африки удивительно: в ЮАР не случилось символической расправы над бывшими угнетателями. Да, поменяли флаг и гимн. Но центральные улицы, площади, мосты Йоханнесбурга и Претории по-прежнему носят бурские имена Крюгера и Боты, и никуда не делись конные и пешие статуи Бот с Крюгерами, а на высоком холме под Преторией нетронутым стоит монумент бурских переселенцев: внутри мраморные барельефы, на одном зулусы убивают белых женщин и детей, на другом белые мужчины мстят зулусам. Никаких граффити и разрушений, горит вечный огонь. Только вместо государства монумент содержит частное общество.

А знаменитая площадь Манделы в Йоханнесбурге — это на самом деле охраняемый открытый двор гигантского торгового молла, где покупают больше белые, но все чаще встречаются и черные покупатели.

Высокопоставленный плагиатор, министр обороны Германии Карл-Теодор цу Гутенберг в промежутке между тем, как списал диссертацию, и тем, как подал из-за этого в отставку, выступил с речью о Рейгане. Он стыдил берлинский муниципалитет за то, что город, который обязан Рейгану падением стены, объединением дорожной, транспортной, водопроводной и канализационной сети и, в конечном счете, всех остальных производительных сил нации, никак не почтил юбилей американского президента. «Это мерзость, что правительство города Берлина, застрявшее между глупостью и идеологией, оказалось даже не в состоянии отметить 100-летие президента Рейгана».

Цу Гуттенберг намекал на то, что в Берлине, который управляется левыми, нет ни улицы, ни площади, ни закоулка имени Рейгана. Между тем восточноевропейские соседи Германии, свободные от идеологических предрассудков, таких поназывали. В Будапеште, Варшаве и даже Лондоне есть статуи Рейгана, площади Рейгана есть в Кракове и Тарнове, парк Рейгана в Гданьске, памятник Рейгану во Вроцлаве, и, наконец, ракетный полигон имени Рейгана на Маршалловых островах.

В своей речи министр-второпечатник ни словом не упомянул о другом юбиляре — Горбачеве, хотя улицы его имени тоже нет в Берлине. Да и вообще нигде нет. В призыве почтить Рейгана немецкий министр — как и в своей диссертации — не оригинален. Он отсылает к распространенному в Европе мнению, что Рейган принудил СССР закончить холодную войну и освободить от своего обременительного присутствия Европу.

«Мистер Горбачев, сломайте эту стену», — требовал Рейган в 1987-м году. По мнению сторонников версии о Рей­га­не-освободителе, от этого она и развалилась. «Тут роль свою закончила стена, и может хоть совсем уйти она». Это был бы сон, просто сон в летнюю ночь, если бы стены расступались по волшебному слову президентов. А в жизни на стену кричи не кричи, ей все как барану Бранденбургские ворота. И только однажды именно так и произошло: стены упали по одному слову одного президента, только это был не Рейган, а первый и последний президент СССР — Михаил Горбачев. Это он придумал заклинание: «Перестройка, гласность, ускорение, новое мышление». Как и положено заклинанию, его слова были столь загадочны, что половину их даже не стали переводить, а произносят на всех языках, как услышали от Горбачева. И вот — мутабор, авада кедавра, трах-тибидох, оковы тяжкие пали, и свобода нас встретила радостно.