Александр Баунов - Миф тесен

Полное избирательное право для женщин в Испании и Португалии наступило в 1976 и 1974 году. В ультралиберальной Швейцарии женщины тоже начали голосовать в 1974 году, а в соседнем княжестве Лихтенштейн — в 1984-м. Аборты все еще почти что запрещены в Ирландии и Польше (на Мальте — само собой). И даже в Германии действует разрешительная процедура.

Во многих городах-миллионниках Южной Европы до 70—80-х годов не было центральной канализации: при многоэтажных жилых домах рыли бетонированные выгребные ямы. До сих пор множество европейских городских домов отапливаются индивидуальными котельными и надо заказывать подвоз и залив мазута. Мне известны несколько случаев, когда жильцы многоквартирного дома на юге Европы дружно мерзли зимой, потому что не смогли договориться о мазуте: в одну из квартир подъезда вселились эмигранты, которые считали, что перезимуют и так, а остальные не хотели обогревать их за свой счет.

Мы знаем, что в США гуманно казнят шприцем и электричеством. Однако последний расстрел приговоренного произошел там в 2010 году (по собственному пожеланию казнимого). Но бог с ней, с Америкой, у них так и на деньгах написано: «Бог с нами».

Европа и злодейство в виде смертной казни сейчас совершенно несовместны, но последние казни были проведены относительно недавно — в традиционных национальных формах: последнее повешение в Англии — в 1964 году, во времена «Битлз» и сексуальной революции, последние два обезглавливания на гильотине во Франции — в 1974 году.

Ильич обещал советскую власть и электрификацию в 1918 го­ду. С властью разобрались быстро, электричества пришлось ждать. Электрификация Ярославской области, например, закончилась в начале 70-х, к столетию упомянутого Ильича. Но, гуляя по французской Бургундии, я встречал деревни, где мне рассказывали, что и там электричество появилось в 50-х и даже 60-х.

В Западной Германии, в университете Нюрнберг-Эрлан­ген, меня пытались поселить в общежитие, где студенты и студентки жили в разных крыльях здания. Переход между крыльями закрывался в 11 вечера, нарушителей отлавливал старый хромой вахтер, судя по лицу и манерам — ветеран Вермахта.

В Японии, где, как известно, всюду роботы, в Токио до конца 90-х на входе на станции стояли люди-контролеры и вручную компостерами пробивали билетики. У них потом рука нервным тиком самопроизвольно сжималась, как в фильме The Thing.

В Швеции, где, как известно, всюду гуманизм, практиковалась стерилизация женщин, которые считались ментально или физически неполноценными. (В женщине почему-то видели носителя генетического материала.) Чаще всего под процедуру попадали цыганки и представительницы северного народа саамов. В Австралии до 70-х годов отбирали детей из семей аборигенов, чтобы воспитать из них нормальных людей. Австралийский парламент извинился за это в 2008 го­ду.

В прогрессивной Южной Корее, где, как нам тоже известно, всюду роботы, первые многоэтажные (в шесть этажей) жилые дома появились в 1964 году, причем возмущенная общественность заставила застройщика отказаться от лифтов и центрального отопления как от вызывающей роскоши. Цветное телевидение тоже считалось роскошью, и телевещание в цвете появилось в 1980 году, а комендантский час в Сеуле отменили к Олимпиаде 1988 года.

Почему в Европе и вообще в развитом мире много бродячих атавизмов? Потому что там не было такой одномоментной встряски, такого массового уничтожения старого мира, его носителей, законов и привычек, каким была наша революция 1917 года, а потом еще раз в 1991 году. Из-за этого европейский общественный прогресс больше похож на прогресс технический, где одни области обгоняют другие, а про третьи вообще надолго забывают, а потом наверстывают рывками. Что-то сохраняется в виде винтажа или символа, как пресловутые европейские монархии. Из-за этой нашей встряски иногда получалось, что Россия вдруг в каких-то вещах неожиданно оказывалась впереди — как с теми же разводами, сексуальной революцией или женским равенством в 1920-е.

Какой вывод мы должны сделать из мальтийского референдума и из этого списка в день, когда у нас например, православные в очередной раз пошли учить гей-активис­тов — хотя геев у нас в стране несколько больше, чем православных: первых по статистике везде 6—7%, а вот по признанию самой Патриархии практикующих, то есть бывающих по воскресеньям в храме, у нас меньше 2% населения.

Из этого списка западных атавизмов можно сделать простой вывод: чё это они нас учат, у самих вона чё. А можно — правильный. Мы не безнадежны. Европа, Запад, цивилизованный мир — движутся с очень-очень разной скоростью — и если мерить внутри каждой страны, и если сравнивать страны между собой. Наличие хвостатых людей — еще не приговор. И когда нам указывают на них — бродящих по нашим улицам и сидящих в наших кабинетах, — не надо впадать в панику. Там тоже вчера были, а сегодня уже нет. И вот на Мальте вчера еще не было разводов, а Европа, так или иначе, — была. Чтобы стать частью развитого мира, необязательно быть во всем и сразу самыми первыми. Можно делать это, более-менее оставаясь собой, и даже со своими странностями и атавизмами.