Коллектив Мохова - Интернет и идеологические движения в России

По глубокому убеждению населения, политические партии, родившиеся из развала советской номенклатуры, были не в состоянии выражать интересы широких слоев российского общества. В общественном мнении они представали как чужеродные явления двух разновидностей: либо как образуемые Кремлем бюрократические электоральные машины, либо как клановые группировки, формирующиеся для борьбы за распределение казенного пирога или демонстрации поддержки власти.

Основные идеологические ориентации

Самые ранние исследования основных идеологических ориентаций были проведены лишь весной 1990 г., когда, собственно, забрезжила перспектива радикальных институциональных изменений. В общественном мнении тогдашнего советского общества такие варианты общественно-политического и государственного устройства, как «строй свободного капитализма» (который сегодня можно было бы отождествить со взглядами либералов), были привлекательными (или казались реалистичными) всего для 6 % опрошенных. Основная же масса отдавала свои предпочтения «демократическому социализму» в духе Перестройки (52 %) или туманной «шведской» модели социал-демократии и общества благосостояния, с сильным упором на социальную справедливость, уравнительное распределение, но и на правовое государство (25 %). Возврата к сталинской системе хотели бы лишь 4 %, что, как и склонность к либерализму, можно считать взглядами маргинального меньшинства.

Таблица 5

Каким бы вы хотели видеть Советское государство в будущем?, апрель 1990 г.

N=500 человек (российская подвыборка во всесоюзном опросе), в % от числа опрошенных

К концу 1990-х гг. значительная часть населения, разочарованного результатами гайдаровских реформ, разуверившегося, дезориентированного и погрузившегося в состояние глубокой фрустрации, депрессии, отказывалась от идентификации по идеологическим или политическим критериям. На вопрос в декабре 1998 г. «Какой из действующих в России политических сил вы лично симпатизируете?» ответы распределились следующим образом: 42 % опрошенных заявили — «никакой» (а вместе с теми, кто затруднился с ответом, доля таких «индифферентных» составила 58 %); 22 % — «коммунистам»; «демократам» (то есть остаткам партии реформаторов, «правым») — 10 %. Свою близость к «патриотам» (национал-патриотам или «крайне правым») обозначили 3 % опрошенных; столько же — к «правым центристам» (3 %); к «социалистам» и «левым центристам» еще меньше — 2 % и 1 % соответственно.

Абсолютное большинство в конце периода российских реформ, перед приходом Путина к власти и началом второй чеченской войны не поддерживали ни одно из действовавших тогда политико-идеологических течений, не идентифицировали себя с ними и не сочувствовали никому из их лидеров, дистанцируясь от большей части общественных организаций.

Таблица 6

Как бы вы могли определить свои политические убеждения или склонности?, апрель 1999 г.

N=3000 человек (открытый вопрос); ответы ранжированы, поскольку некоторые респонденты относили себя к разным политическим течениям; в % от числа опрошенных

Легкость, с которой авторитарный режим подавил свободу политической деятельности и ввел цензуру в СМИ, объясняется в первую очередь именно отсутствием серьезного сопротивления со стороны общества. Контроль президентской администрации над основными информационными каналами был установлен уже в 2002–2004 гг. Одно это уже может свидетельствовать о неразвитости, о недифференцированности социума.

Политико-идеологические взгляды населения можно было описывать как инерционное множество не очень определенных или диффузных представлений о «социализме с человеческим лицом», родившихся еще в середине 1960-х гг. Этот несколько гуманизированный советский вариант государственного патернализма предполагал наличие «социального государства», обеспечивающего «справедливое распределение национальных доходов», защиту неимущих и социально слабых групп населения. Речь уже идет не о тоталитарной идеологии, требующей от населения жертв и дисциплины во имя построения небывалого, «нового общества», «светлого будущего», утопии благосостояния и равенства, а о массовых иллюзиях относительно государства, которое наконец повернется к обычному человеку и озаботится повышением качества его повседневной жизни, не в будущем, а «здесь и сейчас». При этом оправданные сомнения в отношении альтруизма местной власти и бюрократии, с которыми обычно человек имеет дело, сочетались или, вернее, превращались в неуверенные надежды на доброго правителя, отца или «лидера нации», заботящегося о народе.