Коллектив Мохова - Интернет и идеологические движения в России

Все континентальные империи распадались в условиях роста ксенофобии и подъема национализмов. Эти процессы, по сути, являются проявлением голода по несостоявшейся нации — по гарантии гражданских прав и равенству, по демократии и подчиненному интересам общества государству, по более справедливому социальному устройству и потребности в безопасности. И российскому «имперскому острову», по всей видимости, не избежать этой участи, хотя запас прочности нынешнего порядка еще не исчерпан. Движение к нации есть до определенной степени отрицание самой России, той России «кормлений» и централизации, что составляет суть «вертикальной» организации общества, лишенного автономного существования. Это заставляет задуматься о том, что будет после коллапса. И готовы ли «мы» к тому, что будет после?

Классики современной политологии Г. Алмонд и С. Верба в предисловии к последнему изданию своей прославленной книги «Гражданская культура» (1989) отнесли ее к жанру, имеющему древнюю родословную. Они назвали этот жанр «утро после попойки» или «отрезвление теории демократии», показав на многочисленных примерах (от античных авторов до современных им Йозефа Шумпетера, Роберта Даля, Сеймура Липсета и других, наблюдавших в разные эпохи очередной «коллапс европейских демократий, наряду с брутализацией их жизни и культуры»), как подобные катаклизмы продвигают ученых к пониманию сущности демократии и общих политических процессов602.

Задумывая нашу книгу, мы не предполагали, что и она может быть хоть как-то связана с указанной научной традицией, поскольку нынешняя «брутализации жизни и культуры» России, вызванная так называемой «Русской весной», проявилась уже к завершению нашего исследования. Кроме того, пока не наступило массового отрезвления ни общества, ни его российских обозревателей, бóльшая часть которых либо переполнена хмельной радостью от присоединения Крыма, либо страдает от столь же хмельного пессимизма, допуская «невозможность демократии в этой стране». И все же, пусть и к концу исследования, авторы данной книги заметили некоторые признаки отрезвления, и этими заметками мы и хотим поделиться с читателями, подводя итоги нашего анализа взаимосвязи Интернета и российского общества. Прежде всего, мы отмечаем те общественные процессы, изучаемые нами на примере идеологических интернет-сообществ, которые сохраняются независимо от таких сильнейших политических толчков, как «Русская весна», и в то же время подчеркиваем перемены, связанные так или иначе с вызванными украинским кризисом конца 2013 — начала 2014 г. потрясениями.

Проведенное исследование подтвердило нашу гипотезу о том, что российское интернет-сообщество в 2011–2014 гг. неизменно функционировало главным образом как совокупность идеологически разрозненных дискуссионных площадок и в значительно меньшей мере выступало как средство обмена информацией и инструмент информационно-политической организации общества.

Никаких проблесков гражданского единства, общей гражданской культуры и тем более зачатков единой гражданской нации исследование не выявило. Напротив, в период между «Русской зимой» и «Русской весной» росла и усиливалась идейная поляризация общества, проявились ретроградные процессы возрождения архаичного имперского сознания, раскалывающего общество на противоборствующие идеологические «общины», «секты», «касты» (см. главы 6–7). Для большинства идеологических движений (провластные конформисты, левые и значительная часть националистов) империя предстала в качестве идеальной модели будущего (и одновременно — образа возрождения утраченного золотого века), а ведущим для них эмоциональным порывом стала гордость за Россию, «вставшую с колен», вернувшую себе «исконно русский» Крым и защищающую от «фашистов» так называемую Новороссию. Для других — оказавшихся в меньшинстве либералов и небольшой части национал-демократов — империя предстала в образе трагической судьбы России, «российской колеи», которая уводит страну от прогресса. Эти два образа, две утопии исторического развития России стали линией идейного противостояния и причиной новых разломов внутри общества.

Через призму Рунета мы увидели донациональную, негражданскую природу российского общества, которое точнее было бы называть Gemeinschaft (общинность), чем собственно обществом ( Gesellschaft ), основанным на нормах правовой, гражданской культуры. Это население страны, объединенное вертикалью власти и негативной консолидацией; это сообщество, переполненное фобиями, ненавистью и лишь на короткое время сплачиваемое создаваемыми образами врагов (глава 5). После украинского кризиса контент Рунета стал жестко поляризованным и еще более мифологизированным, чем раньше. Ликование большинства по поводу присоединения Крыма сопровождалось ростом агрессивности против идеологических противников, вплоть до призывов к их физическому уничтожению. При этом такие настроения проявились, хоть и в разной мере, во всех четырех идеологических течениях, выделенных нами. Социологические исследования «Левада-Центра», проведенные в рамках нашего совместного проекта, зафиксировали радикальное снижение идейно-культурного разнообразия российского общества в условиях милитаристской пропаганды и охватившего массы великодержавного угара на волне «Русской весны», хотя и в мирное время такое разнообразие было весьма бедным (глава 6). Социологи зафиксировали также в этот период взрывное нарастание агрессии в российском обществе, а написанные нами «портреты» каждого из идеологических направлений (главы 1–4) отразили радикализацию языка и стиля коммуникации.