Алекс Белл - Жасмин

— Нельзя было задерживаться, — тихо сказал Бен в свое оправдание. — Как ты? Все в порядке?

— Лучше не бывает, — огрызнулась я, стараясь скрыть всю ту боль, что накопилась во мне.

— Ты ведь понимаешь, что я должен был уйти. Ведь понимаешь? — взволнованно сказал он. — У меня просто не было выбора. Когда Лукаса убили, царевна-лебедь сбежала, но я должен был вернуть ей песню, чтобы Людвиг смог найти её. Он не мог освободить от обязательств оставшихся рыцарей, пока искал и не находил дорогу из волшебного царства. Теперь они все изгнаны и лишены сил.

— Это Людвиг сделал?

— Да. Сразу же после своей смерти он стал королем волшебного царства, — ответил Бен, — и правил лебедиными рыцарями и другими волшебными существами. Я не думал, что у меня уйдет столько времени, Жасмин, но я должен был вернуться, в противном случае, мы все подверглись бы опасности.

Какое-то мгновение я ничего не говорила. Меня не обрадовала новость о его возвращении в волшебное царство, но отрицать логику его рассуждений я тоже не могла. Пока я лежала и выздоравливала в больнице, мне и в голову не приходило, что я все еще могла подвергаться опасности — что рыцари могли подослать ко мне кого-то еще или даже прийти сами.

— И все же, ты должен был сказать мне, — все еще злясь, ответила я. — Ты ушел, не сказав ни слова!

Он нахмурился.

— Я же оставил записку, в которой все объяснено.

— Все? — повторила я, повысив тон. — Все? Бен, там всего два предложения!

Я достала из кармана скомканный клочок бумаги и бросила ему в лицо. Он поймал его правой рукой, и я заметила (впервые!), что на месте указательного пальца остался заживший обрубок.

Он расправил бумажку и прочел содержимое. А потом уставился на меня.

— Ты носишь её с собой? — удивился он.

Я почувствовала, как покраснела. Я только что выдала всю глубину своих чувств. Эта записка, бесполезная вещь, которую я таскала с собой почти месяц, определенно рассказала ему больше, чем следовало.

— Прости за это, — вздохнул Бен, указывая на записку. — Мне казалось, что она была длиннее, и смысла в ней было больше. Но, по правде говоря, я тогда плохо соображал.

— Откуда ты узнал, что я сегодня здесь?

— Кини на улице, — сказал Бен, кивая себе через плечо. — После смерти Лукаса он вроде как сам привязался ко мне.

Я кивнула. Между нами повисла тишина, а я медленно спрятала левую руку в карман джинсов. Мне не хотелось, чтобы Бен обратил внимание на мой безымянный палец и увидел, что я ношу то самое обручальное кольцо, которое он оставил мне в больнице. Я не могла заставить себя снять его, даже спустя недели, когда уже думала, что Бен не вернется. Маму этот факт очень удивлял, но всякий раз, когда она спрашивала об этом, я давала понять, что не желаю это обсуждать и точка. Я не могла объяснить ей, что это значит, потому что и сама толком не знала.

— Зачем ты здесь, Бен? — спросила я. Вышло холоднее, чем хотелось. Мне показалось, что мои слова ужалили его, потому что он даже отшатнулся.

— Я... я принес тебе кое-что, — сказал он сухо.

Я с удивлением наблюдала за тем, как он открыл дверь стойла, и увидела черный скрипичный футляр, стоявший у его ног. Когда я подняла на него взгляд, он тут же отвел глаза.

— Это... взамен твоей бывшей, — сказал он.

— Я думала, ты банкрот?

Он покраснел до корней волос.

— Я взял кредит.

Я вышла из стойла и закрыла за собой дверь.

Потом я опустилась на колени и расстегнула новенькие застежки, потом молнию, сняла крышку и увидела новенькую электроскрипку. В отличие от моей прежней серебристо-голубой скрипки, эта была чисто-белой, с бледной позолотой. Моя прежняя скрипка была прекрасна, но эта… просто произведение искусства.

— Я подумал... новая скрипка... для новых мелодий, — пробормотал Бен. — Но если ты предпочитаешь другой дизайн, просто скажи, и я все устрою.

Я медленно закрыла крышку и щелкнула застежками, а потом поднялась. Я смущалась говорить что-либо слишком прямо, потому что, если Бен меня больше не любит (а я никогда не слышала, чтобы он говорил обратное с тех самых пор, как началась вся эта история), если он таким образом хочет порвать со мной и планирует попытать счастья, начав другую жизнь, тогда мне не хотелось бы мешать ему, усложнять все и бередить свои раны. Нужно было придумать тонкий способ выразить свою надежду на то, что я все еще хотела, чтобы мы вновь были вместе. Таким образом, если бы он вдруг отверг меня, я сумела бы сохранить хотя бы толику достоинства. Но, напряженно поразмыслив и не найдя нужных слов, я просто брякнула: