Иван - Рокировка в длинную сторону.doc

в пространство, - Чаю нам.

- Спасибо, - сказал Саша, принимая стакан, принесенный горничной. Отхлебнул, -

Вкусно, спасибо.

Иосиф Виссарионович молчал, мешая чай ложечкой.Ситуация складывалась - глупее не

придумаешь: Сталин не понимал о чём можно разговаривать с таким странным

мальчишкой, который совсем не напоминал ребёнка, а Белов, который в жизни никогда не

встречался с первыми лицами государства, не представлял о чём можно вести беседу с

самим Сталиным.

- Ты кто? - внезапно спросил вождь, вперив в Белова тяжелый, давящий взгляд. - Говори.

И правду говори: мне врать нельзя.

- Все равно не поверите, - ответил Саша и отвел глаза. - Я бы не поверил.

- Говори, я попробую поверить.

- Александр, только не Белов, а Ладыгин. Шестьдесят восемь лет, полковник в отставке, подразделение специального назначения внешней разведки. Погиб в две тысячи тридцать

четвертом году. И вот... - Он развел руками и повторил, - Вот...

Сталин молчал. Очень долго молчал. Потом тряхнул головой:

- Значит, ты в шестьдесят шестом родился?

- Да.

Снова долгое молчание.

- Когда я умер?

На этот раз Белов не отвел взгляд:

- В тысяча девятьсот пятьдесят третьем.

Сталин покачал головой, затем принялся обстоятельно набивать трубку, ломая в нее

папиросы. Взял со стола спички, закурил, выпустил клуб дыма, потом вдруг спохватился:

- Сам курить не хочешь?

Белов усмехнулся и покачал головой:

- Вообще-то, я - курящий... был. Но новый организм портить не хочу.

- Правильно...

Снова повисло долгое молчание. Белов не знал, что сказать Сталину, Сталин не знал, что

спросить у Белова.

- Война будет?

- Да. С немцами, - предваряя очевидное продолжение, сказал Саша. - Начнется двадцать

второго июня сорок первого года.

- А когда победим? - быстро спросил Сталин, и Александр восхитился его уверенностью.

- В сорок пятом. В мае. Восьмого числа они подпишут капитуляцию, через двадцать

четыре часа мы ее признаем.

- Долго, - покачал головой Сталин.

- Еще бы. Потеряем Киев, Севастополь, Одессу, Минск, Смоленск, - Белов запнулся,

пытаясь вспомнить основные города, которые потом освобождали с таким трудом. - Еще

Харьков, Ростов, всю Прибалтику. В сорок первом немцев с большим трудом остановили у

Москвы, а они в сорок втором снова как поперли! Под Сталинградом только остановили...

Ленинград в блокаде с сорок первого, прорвут только в сорок третьем...Двадцать

миллионов человек...

- Как же это вышло? - после паузы спросил Сталин. - Что было не так?

Саша задумался. Потом решительно ответил:

- Да, в общем-то, все! Связь, транспорт... Танками пользоваться не умели... Предателей

было много... С двигателями авиационными - засада. Для них хороший бензин нужен,

высокооктановый, а у нас... В общем, получилось, как получилось. Немцы к нападению на

нас - два года воевали, а у нас только пограничные конфликты. Ну и вообще...

- Про предателей - поподробнее, - попросил Сталин.

- Так ведь товарищ Сталин, я же - не историк. Генерал Власов, но про него у нас все

знали... Был кто-то еще, только уж извините - не помню...

Они снова молча смотрели друг на друга. Потом Сашка решился:

- Товарищ Сталин, Иосф Виссарионович, давайте я Гитлера сактирую. Мне это будет

несложно: во-первых, я знаю немецкий язык в совершенстве, во-вторых - на меня никто не

подумает. Мальчишка, что с него возьмешь?

Сталин чуть-чуть улыбнулся и отрицательно покачал головой. Снова повисла пауза.

'Что я еще могу ему предложить? Что?! - Калаш? А толку? Пока на другие патроны

перейдут - может еще хуже получиться...' И тут вдруг в его голове, будто искра,

проскочила ИДЕЯ...

- Товарищ Сталин. Можно попросить несколько листов бумаги, и карандаш?

- Рисовать будете?- усмехнулся Иосиф Виссарионович и, открыв ящик стола, достал

небольшую пачку бумаги. Поднялся, обошел стол и положил её перед Сашкой. Потом

подхватил со стола металлический стаканчик с карандашами и поставил его рядом с

бумагой. - Прошу...

'Как же там?..' Естественно Александр прекрасно помнил, как именно устроена установка

для риформинга прямогонного бензина, потому что это как минимум было его

специальностью, а в институте имени Губкина учили на совесть. Тонкие линии ложились

на бумагу, словно сами собой, и чётким 'чертёжным' шрифтом он делал поясняющие

надписи. Потом собственно формулы, которые возможно советским химикам были и не

нужны, но для солидности - не помешает. Затем - параметры процесса, которые были,