Сьюзен Янг: Отель

Элиас идёт вслед за ним, нервно кивая остальным гостям, извиняясь, когда приходится кого-то отодвигать, чтобы пройти. Он то и дело беспокойно поправляет галстук, а миновав толпу, смотрит на меня, качая головой, и устремляется вперёд.

— Нам нужно убраться отсюда, — резко говорит он, хватая меня под руку. Я отдёргиваю её, но смотрю при этом на брата.

Сначала Дэниел просто молчит. Его губы белеют от того, как сильно он старается не поддаться эмоциям, напоминая мне о дне похорон нашей мамы. Теперь я понимаю, почему это его выражение так разбивало всем сердца — в нём столько боли и беззащитности, которые никак не спрятать. Дэниел открывает рот, чтобы заговорить, но тут же быстро моргает и поднимает глаза к потолку, словно не хочет, чтобы голос его выдал.

Странно, что боль, которую испытывает кто-то другой, иногда может сломить тебя быстрее, чем твои собственные чувства. Прямо сейчас я из последних сил борюсь с собой, чтобы не обнять брата и не расплакаться. Чтобы не начать умолять его очнуться.

— Я даже спрашивать не буду, почему ты в этом платье, — собравшись, говорит Дэниел, — это не имеет значения. Сейчас ты развернёшься и покинешь это место, пока не объявился портье. Поспорить мы можем по дороге.

— Да, я поддерживаю, — быстро произносит Элиас, показывая на коридор, ведущий к лифтам.

Я бы оценила проявление чувств, но вот только ни один из них не намерен вести со мной задушевные беседы вдали от любопытных глаз. Они собираются отвести меня на тринадцатый этаж, где на прощание погладят по головке и чмокнут в щёку, а сами вернутся вниз, чтобы противостоять ярости Кеннета, как два героя. Как два идиота.

— Нет уж, — скрестив руки на груди, отвечаю я, отлично понимая, как со стороны выглядит этот мой каприз, но, надеюсь, моё поведение скажет лучше слов. Дэниел — мой старший брат, но он фигово выбрал время, чтобы играть эту роль.

— Ты должен был рассказать мне всё, — говорю я ему. — Я знаю о «Руби», о вечеринке и о приглашении. Вместе мы могли бы что-нибудь придумать.

Несколько человек неподалёку от нас замечают наш спор. Элиас делает ещё один шаг вперёд, пытаясь отвести меня вперёд, но я стряхиваю его руку.

— А ты не думаешь, что я пытался всё изменить? — отчеканивает Дэниел. — Что умолял об этом? — Его лицо страдальчески искривляется. — Я говорил с папой, с Кеннетом, даже с Кэтрин — никто ни может изменить этого, Од. Поэтому я просил тебя не доверять им. Они — часть «Руби». Я , — он хлопает себя в грудь, — часть «Руби».

— Нет! — Я хватаю его за руку. — Дэниел, мы можем найти папу и подняться на мой этаж, — чувствуя, как меня захватывают эмоции, я перехожу на шёпот. — Это выход, так мы вернёмся обратно на дорогу.

Дэниел обхватывает моё запястье и крепко сжимает, чтобы удержать на себе моё внимание.

— Я больше не могу подняться на твой этаж, — с болью в голосе произносит брат. — В лифте нет даже кнопки с этой цифрой, Одри. Он не существует. Этого этажа в отеле нет. И если тебе всё-таки удастся привезти меня туда, то, подозреваю, я выйду из лифта прямиком в вестибюль.

Он переводит взгляд на Элиаса, который кивает, подтверждая его слова.

Надежда, что наполняла меня, испаряется, сменяясь отчаянием. Работники отеля говорили мне, что уже поздно, но я продолжала хвататься за возможность того, что они ошибались. Я думала, что они должны были ошибаться. Мы с Дэниелом особенные — мы спасёмся. Я делаю судорожный вдох, мои руки безжизненно падают вдоль тела.

— Единственное, что имеет значение, — продолжает Дэниел, смягчив тон, — это то, что ты отправишься домой. Я просил Лурдес помочь, потому что знал — ты уже вбила себе в голову, что я нуждаюсь в тебе. Но тебе придётся оставить меня здесь.

— Мама бы никогда тебя не оставила.

Дэниел делает шаг назад, выглядя преданным из-за того, что я упомянула о ней.

— Да, — соглашается он. — Но ты не она, Одри. Тебе не нужно исправлять это. Ты не сможешь.

Конечно же, он прав. Из бального зала до меня доносятся едва различимые звуки песни, той самой чёртовой песни, они зовут меня назад. Я позволяю приглашению выскользнуть из моих рук и наблюдаю, как оно планирует на пол.

— Ты слабак, — поднимая глаза на брата, говорю я. Элиас удивлённо поворачивается в мою сторону, но Дэниел лишь улыбается. Озорной, обаятельной улыбкой — эта его часть никогда не поменяется.

— Знаю, — соглашается он, — но я становлюсь лучше. — Несмотря на улыбку, его слова пронизаны глубокой печалью. — И следую твоему совету.