Сьюзен Янг - Отель

А я не могу этого допустить.

Я перестаю бороться и дышать, из меня выходит судорожный стон, и мои веки начинают подрагивать. На грудь наваливается тяжесть, и я представляю, как моё тело наполняет кровь. Мне нужно вызволить Дэниела оттуда.

— Я верну тебя, — бормочу я, из уголка моего рта сбегает жидкость. Я в последний раз смотрю на тело брата, на машину, где не перестаёт играть музыка. Наконец, мне удаётся углядеть за рулём силуэт отца, его сломанную шею. Я единственная живая душа здесь. — Я иду, — шепчу я, теряя сознание, и мои глаза закрываются.

Музыка умолкает.

***

День похорон моей мамы был самым ужасным днём в моей жизни. Я помню его только маленькими отрывками, целиком же он скрыт под вуалью горя. У меня не было никакой чёрной одежды, которую можно было бы надеть — да я даже парные носки найти была не в состоянии. В итоге, пришёл Райан, принёс что-то, что передала его мама, и одевал меня, словно безжизненную куклу, в то время как я уливалась слезами до тех пор, пока не заболели глаза. Отца я не видела всё утро. Если честно, я не видела его с того дня в больнице, когда нам сказали, что мама умерла от сердечного приступа. Они изо всех сил старались сообщить нам об это помягче. Как будто от этого наше горе стало бы меньше.

А потом… я шла вдоль прохода церкви, так сильно схватившись за Дэниела, что потом на его руке остались синяки. Его голубые глаза покраснели от слёз, как и кончик носа. Хотя он старался сдерживаться, как мог, сжимая губы с такой силой, что, казалось, это даже причиняло боль. Друзья моей мамы, увидев его, ударились в слёзы. Дэниел держался — если бы он сдался, это бы ещё больше разорвало их сердца.

Я не разговаривала во время похорон, только едва помню, что видела нашу бабушку и пожилую женщину, что держала маму за руку в кофейне. Когда мы с Дэниелом вернулись домой, я поднялась наверх. Зашёл Райан, чтобы проверить моё состояние, но и он через какое-то время сдался, поцеловав меня в висок перед уходом.

— Каждый день — это дар, Одри. Не давай им пропадать впустую, — сказал он.

Со смерти мамы я проживала зря каждую минуту своей жизни, желая избавления. Но сейчас желание у меня лишь одно — избавиться от этого кошмара и вернуться к жизни. Мы не можем остаться в «Руби»; теперь я это понимаю. Но и без своей семьи, без Дэниела, я никуда не уеду.

***

Я открываю глаза, словно от шока, у меня по-прежнему всё болит. Но как только боль проходит, туман перед глазами рассеивается. Меня вновь окружают красные и серые цвета «Руби», я лежу на толстом ковре рядом с дверью номера 1336. Музыки больше не слышно.

Сначала мне трудно понять, смогу ли я пошевелиться, парализовано ли до сих пор моё тело. Попробовав передвинуть ногу, я облегчённо выдыхаю, когда она слушается меня. Ухватившись за дверной проём, поднимаюсь, пошатываясь из стороны в сторону из-за сломанного каблука, но мне удаётся сохранить равновесие. Тяжело сглотнув, оглядываюсь по сторонам. Боли больше нет, но призраки воспоминаний так и летают вокруг меня. Призраки. Широко раскрыв глаза, я, развернувшись, вижу, как стены «Руби» действительно дышат. Они дышат! Но вот что-то меняется.

Краски становятся тусклыми, цвет ковра блекнет. То, что совсем недавно было едва уловимым, теперь предстаёт передо мной в полной ясности. Я думаю о своём теле на краю дороги. О помощи, которая приедет. Здесь время идёт медленнее. Я не могла бы оставаться живой, лёжа на обочине, в течение двух дней. Но как долго я там находилась? Как долго я пробуду здесь?

Я поднимаю глаза на дверь номера 1336. Если мне удастся подняться сюда с Дэниелом, сможет ли он вернуться вместе со мной? Сможет ли прийти в сознание? Я захлёбываюсь рыданиями, представляя его там, на дороге, одного. Холодного. Мёртвого.

И своего отца, заблокированного внутри салона ремнём безопасности. Я закрываю лицо руками, отчаяние охватывает меня, душит. Мой отец, пусть и нечаянно, спровоцировал аварию. Не об этом ли вспоминал сегодня Дэниел, когда просил меня не доверять папе? Ведь именно папа привёл нас в «Руби»… старается ли он удержать нас здесь?

Я роняю руки вниз, почувствовав решимость. Меня трясёт, но нет времени оплакивать свою судьбу. Вновь поддаться этой жалости к себе, которая и стала причиной нашей семейной поездки. Я направляюсь к лифту, чтобы спустится вниз, но тут ловлю в зеркале своё отражение. На мне по-прежнему одежда Кэтрин, каблук всё так же сломан. На вечеринку в таком виде меня не пустят, и уж точно я не попаду туда без своего приглашения. А если устрою сцену, меня, скорее всего, запрут под замком, и шанс будет упущен.