Ария Кейдж - Рёв

Сегодня, после написания двух страниц, я осознаю, что мне нужно рассказать ему правду, выпустить её, хоть я и знаю, что это не принесет мне ничего хорошего. Это первое утро за долгое время, когда мне снилось что-то другое, а не отец, и это благодаря Нейту. Всё счастье, которое я когда-либо испытывала – только благодаря Нейту. Моя рука начинает писать рассказ с самого начала, спустя много времени с моего знакомства с Нейтом в шесть лет.

Дорогой Нейт,

Это было до восхода солнца, когда я почувствовала движение матраса. Я думала, это был ты…

Чарли

Настоящее

Его тепло – комфорт, и я цепляюсь за него. Я проснулась раньше, после того же сна, который вынуждена переживать практически каждый день и, несмотря на то, что Нейт был рядом со мной, я не могла там оставаться. Я не могла спать в отцовской комнате, не могла спать в своей собственной комнате и всё, что осталось в том маленьком доме – гостиная, но я не могу там спать всю оставшуюся жизнь. Так куда же я пошла? В безопасность кровати Нейта и его комнату, пахнущую им и его защитой. Я не хотела будить его и объяснять, потому что объяснение подразумевает рассказать ему мой секрет. Если я не расскажу ему… то останусь той, кто причиняет ему боль своей ложью. В любом случае, я не могла смотреть ему в глаза в четыре часа утра.

Теперь я знаю, что он проснулся и крепко держит меня в объятиях, будто боится, что потеряет меня. Это из-за меня, и я ненавижу себя за этот поступок. Он целует меня в макушку, и я чувствую, что он мог бы делать это всё утро, быть может, практически всю мою жизнь.

– Мне пора на работу, детка. Хотел бы я не пойти, но выбора нет. – Его дыхание, когда он шепчет, обдает теплом моё ухо.

Я цепляюсь за его рубашку, не произнося слов, которые хочу. Не уходи. Останься. Вместо них я говорю:

– Я знаю.

– Мы должны поговорить об этом, о многом.

Его голос звучит так, будто ему больно, и я не могу выдержать это. Я запрокидываю голову и целую его колючий подбородок.

– Я знаю. Сначала проводи меня домой.

Он кивает, встает со своей маленькой кровати и протягивает мне руку. Я крепко за нее держусь, когда он ведет меня из своей комнаты вниз по лестнице, через тихий дом и парадную дверь.

Я вижу мой дом по ту сторону газона, и в одно мгновенье абсолютный страх снова наполняет меня. Он практически разбивает меня, пока я быстро не засовываю его обратно во тьму, где храню все свои страхи. Отца там нет, его нет нигде. Все кончено, и мне нужно с этим смириться, сделать мой дом снова для меня безопасным. Краска, конечно, сможет сделать многое, но я должна сделать все остальное.

Полагаю, несмотря на мой дневник, нависающий над нашими головами подобно гильотине, готовой упасть от рук Пола, я не могу это сделать. Почему он еще не шантажировал меня? Он хочет чего-то. Всегда. Он ждал до вчерашнего дня, чтобы сделать первый шаг, и сегодня я собираюсь сделать свой – навсегда покончить с той частью моей жизни, чтобы освободить место для новой.

Нейт провожает меня обратно в мою кровать, он тяжело вздыхает и целует меня в щеку. Я улыбаюсь и пытаюсь заставить его почувствовать себя лучше, потому что он должен работать, а я – начать приводить свою жизнь в порядок. Пол всё еще играет со мной в свою игру, блокируя мои счета. То, что он удерживает меня за мое прошлое, лишь начало его дьявольского плана. Скорее всего, он ждет, что сегодня я приду – и я пойду подготовленной, чтобы играть в полную силу.

Нейт бросил всё, чтобы защитить меня. Теперь моя очередь. Если Пол при помощи моего дневника добьётся своего, это может разрушить всё хорошее, что с тех пор сделал Нейт со своей жизнью. Нейт хороший мужчина, он создал лучшую жизнь для себя и других… меня. Я же сделала то, что делаю всегда – хороню себя и все мои грехи.

Но не сегодня. Я наблюдаю, как Нейт надевает свою одеревенелую от краски одежду, выезжает на своем грузовике с подъездной аллеи и едет по улице, когда я отправляюсь обратно в дом и иду прямиком в папину комнату. В этот раз моя рука не дрожит на ручке; в этот раз я проталкиваю себя вперед, ибо у меня нет другого выбора.

Как и во всем доме, простыни закрывают всё от пыли, но я не сомневаюсь, что под ними всё еще лежат все его вещи, равно как и вещи моей матери, которые он хотел сохранить, которые были практически всем. Я не убираю их, я не буду искать их. У меня есть единственная цель, из-за которой я нахожусь здесь, и я направляюсь к его секретному месту, под креслом-качалкой, в углу. Оно тоже было мамино. Она никогда не пользовалась им в этом доме. Каждый вечер, перед сном, она держала меня на руках, сидя в этом кресле, читала и пела мне. Полагаю, это - было немного жестоким напоминанием, но, в любом случае, он принёс его с собой. Это своего рода ирония, хранить кресло, как знак маминой любви ко мне, ведь его любовь ко мне основывалась на извращении… мне нужен был другой предмет.