Франциска Вудворт - Песнь златовласой сирены 2

Картины мелькали перед глазами, а я давила его эмоциями, давая прочувствовать каждую. Он хотел всё знать? Пожалуйста! Как нелепы его подозрения в шпионаже или отношениях с принцем. Какой ужас испытываю при мысли попасть в лапы тёмного мага и что предпочту лучше умереть. Меня даже убивать не надо, сама это сделаю.

Я смотрела в напряжённые серебристые глаза, которые как будто светились, и чувствовала себя выпотрошенной. Не было ни стыда, ни смущения, лишь невероятная усталость.

«Если у вас ещё остались вопросы – идите в Бездну!» - была моя последняя мысль, и я отбросила его руку.

Пусть между нами огромная разница в положении: он лорд, а я племянница трактирщика, но сейчас для меня различия стерлись и я чувствовала себя с ним на равных. Не было ни страха перед ним, ни трепета. Я лежала в одной постели с человеком, имя которого вызывает ужас у каждого, а мои губы кривились в презрительной усмешке.

Он прекрасный дознаватель. Я дошла до нервного, морального, физического истощения и, не выдержав психологического давления, рассказала ему всё. Пусть подавится этой правдой и оставит меня в покое. После всех откровений захотелось уединения. Вспомнив знания, полученные на занятии с ним, представила самую крепкую, самую высокую кирпичную стену, которая отгородила меня от него. Я просто физически услышала лязг щитов, что закрывали моё сознание.

Отвернувшись от него на другой бок, накрылась чуть ли не с головой одеялом, желая просто уснуть. Даже возможный визит во сне Корнелиуса уже не пугал. Устала бояться. Ему я тоже готова сказать пару «ласковых», больше не буду стоять столбом, замерев от ужаса.

Некоторое время царила тишина. Наверное, раскладывал по полочкам всё увиденное, а потом прозвучало совсем неожиданное:

- Лоран, если вы хотите поплакать, совсем не обязательно так плотно закрываться щитами. В этом нет ничего постыдного.

Плакать?! Да у меня душа в муках корчилась! Никакие слёзы не способны смыть мою боль, и я не обманывалась, что после них станет легче. Плакать… Какая от этого польза? Мои слёзы не остановили Корнелиуса, они не тронут мужчину, лежащего рядом, и глупо надеяться на снисхождение.

Я снова повернулась к нему, демонстрируя абсолютно сухие глаза.

«Плакать? Я всего лишь собираюсь заснуть», - сообщила ему.

Какое-то время мы мерились взглядами и, прежде чем я отвернулась, он сказал:

- Отгораживаясь, вы и меня не пускаете. Я не смогу вам помочь, если он попытается опять достать вас, – странно, но это меня не испугало. Сейчас я чувствовала свой щит, с ним мне было спокойнее. Глупо надеяться на кого-то, в этой жизни нужно рассчитывать лишь на себя и учиться самой себя защищать.

Он понял, что я не собираюсь опускать свои щиты, но никак это не прокомментировал, лишь дал совет:

- Если удержите во сне щит, попробуйте держать тёмного на расстоянии. Вы способны не подпустить его к себе, так как он лишь мысленная проекция. Также вы способны мысленно послать мне зов, как тогда с гаярдой.

Выслушав, я отвернулась, внутренне зная, что ни за что не позову его. Если Корнелиус придёт во сне, буду сама с ним сражаться. По крайней мере, даже в прошлый раз ему не удалось заставить меня перейти через мост. Поэтому я лишь укрепила свою защиту, отгораживаясь от всего мира, и закрыла глаза.

***

Давно он так в людях не ошибался. Значит, племянница трактирщика…

Если она думала, что после её рассказа вопросов поубавилось, то глубоко ошибалась. Их стало ещё больше, но сейчас не время их задавать. Он был уверен, что больше она и слова лишнего не скажет, но теперь знал, откуда надо начинать поиски. Всё ещё необходимо выяснить кто её родители, есть ли ещё родственники. Не то, чтобы он подозревал её в заговоре, но надо выяснить её корни и найти ближайших родных. Хотя бы ради неё самой. О гибели её дяди он решил пока не сообщать. Ни к чему. Ей и так тяжело.

Несмотря на потрясение от её «рассказа», эмоциональность которого зашкаливала, он отметил, что она так и не показала ему, кто подарил ей кинжал и как выглядит кольцо, что досталось от матери. Случайность?

Его мысли работали чётко и ясно, разбирая увиденное на детали, привычно отметая отголоски чужих переживаний и оставляя лишь факты. Сейчас он желал рутинной работой абстрагироваться от её эмоций. Слишком сильные, слишком яркие, которые на краткий миг её откровенности он воспринимал как свои. Им удалось пробить все его щиты и коснуться личной зоны, куда он не допускал посторонних.