Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

— Черный огонь! — крикнул над их головами га‑Мавет, вынырнувший словно из‑под земли. — Если увидите черное пламя, спасайтесь — это гибель!!!

Император остался цел. Он выбрался из‑под неимоверно тяжелого тела своего коня, опираясь на меч, выпрямился. Огляделся по сторонам. К нему бежали враги, но они были еще довольно далеко, и он остановился, глотая воздух. Тут взгляд его упал на Змеебога.

Джоу Лахатал лежал уткнувшись лицом в истоптанную, пропитанную кровью землю Шангайской равнины. Его доспехи, некогда ослепительно‑белые, посерели от гари и копоти. Остатки алого плаща едва подергивались под порывами ветра. Грязные спутанные влажные волосы разметались вокруг головы. Он глухо стонал, вцепившись пальцами в обгоревшие пучки травы. Ног ниже бедер у него не было.

— О боги! — выдохнул Зу‑Л‑Карнайн, опускаясь на колени возле бессмертного.

Внезапно тот приподнял голову. Прекрасное лицо было спокойным, только усталым, и под глазами моментально прорезались глубокие морщины.

— Идут? — спросил он тихо.

— Да, — одними губами ответил аита.

— Отнеси меня к выходу, — попросил Джоу Лахатал. — Собери людей и отнеси… Я знаю, что делать…

— Ты сумеешь? — спросил Зу недоверчиво.

— Я искалечен, но не потерял своей власти, — ответил бессмертный.

Сумевший пожертвовать собой ради жизни одного‑единственного человека, сумевший отказаться от огромной, принадлежащей ему вечности ради того, чтобы кто‑то смог воспользоваться мгновением, он на самом деле стал Всемогущим. Чтобы суметь понять, надо это пережить: всемогущество возможно, но оно стоит очень дорого.

Зу‑Л‑Карнайн нес его на руках, как ребенка. Веретрагна и несколько сангасоев полка Траэтаоны окружали императора с его драгоценной ношей, защищая спину и бока. И такое было лицо у фаррского аиты, что неистовые лурды на мгновение расступились перед ним, пропуская. А тех, кто не отошел, Змеебог уничтожил резким взмахом руки.

Вот и черная дыра тоннеля. Там, в темноте, мелькают неясные тени — это новые армии нечисти маршируют по коридору, открывшемуся между пространствами, чтобы вторгнуться на Шангайскую равнину.

— Положи меня, — говорит Змеебог. — Положи меня и беги.

— А…

— Некогда! — рычит бог, и император впервые отступает перед чужой волей. Он осторожно опускает бессмертного на пороге тоннеля и, спотыкаясь, отходит.

— Долюби ее… за нас! — хрипит Джоу Лахатал.

А потом у порота словно взрывается вулкан. Ослепительный сноп света — белого, чистого, такого яркого, что глазам больно, — взмывает к небесам. И проход в пространство Мелькарта перестает существовать. Воздух в этом месте похож на рваную рану — он пульсирует и мерцает. И кажется, что вот‑вот прорвется, не успев затянуться, но передышка у защитников Арнемвенда все же есть.

И двенадцати все труднее собраться вместе. Разгневанный Самаэль — его правая рука обожжена от плеча до запястья — атаковал Зу‑Л‑Карнайна. Поединок их был краток и жесток. Клинки скрещивались с такой неистовой силой, что во все стороны летели искры, ветер развевал смоляные волосы Молчаливого, и полыхал огнем его венец с драконьими крыльями. Аита был великим полководцем и искусным бойцом, возможно одним из лучших на планете. Но ничто не могло долго противостоять звериной мощи урмай‑гохона. Если бы речь шла о приемах фехтования, то, возможно, у Зу‑Л‑Карнайна и был какой‑то шанс. Но прямых ударов он выдержать не смог. Первый удар пришелся по нагрудному панцирю, глубоко вмяв металл, затем слетел наплечник, а третьим Самаэль пронзил императору грудь. И тут же бросился дальше, рубя наотмашь. Несколько сангасоев, сопровождавших аиту, упали под его мечом, как срезанные серпом колоски.

Уместно ли теперь вспоминать, что именно Агатияр требовал от своего Зу, чтобы тот стал расчетливым и хладнокровным полководцем, забыв о личных привязанностях? Что это он твердил постоянно, что аита обязан думать об армии и не думать о конкретных людях, о каждом в отдельности, иначе битва будет проиграна? Что это он требовал искоренить любовь на время сражения и не допускать ее до сердца?

Теперь ответственность за войска тхаухудов ложилась на старого визиря, и, следуя собственным рассуждениям, он должен был забыть о своем поверженном императоре.

Агатияр оказался рядом так быстро, что этого просто не могло быть на равнине, где кипело отчаянное сражение. Как он нашел своего Зу? Сердце подсказало. Старое сердце, готовое разорваться от боли и тревоги за своего мальчика. Визирь увидел распростертого на земле императора, истекающего кровью. Она алым потоком струилась по запачканным землей и копотью доспехам, и с первого взгляда было видно, что рана эта смертельна. Белый как мрамор Зу‑Л‑Карнайн попытался заговорить, но изо рта пошла кровавая пена, и пузыри, лопаясь, забрызгивали его бледную кожу красными крапинками. Тогда аита сделал слабое движение ладонью, прогоняя старика.