Однако оставался еще один, последний шанс. Можно попытаться открыть фонарь кабины, направить машину в пике, перевернуть кверху днищем — и попробовать катапультироваться. Глив стащил с головы летный шлем, затем из последних сил сдвинул фонарь, толкнул вперед штурвал, и тут мир вокруг него взорвался.
Глива, охваченного огнем, отбросило на много метров, он вырвался наконец на свободу и летел в разреженном воздухе, стремительно приближаясь к земле. На этот раз он нащупывал обожженной рукой не револьвер и не защелки ремней, а вытяжное кольцо парашюта.
Нашарив кольцо, Глив дернул что было сил, почувствовал, как разворачивается парашют, и наконец над ним распустился спасительный шелковый купол. На смену реву мотора и вою пламени пришла тишина. Безмятежный сельский пейзаж чуть покачивался перед глазами.
Приземление было жестким. Глив упал на бок, но каким-то образом ухитрился ничего не сломать. Освободившись от парашюта, пилот нашел в себе силы подняться на ноги. Ботинки и носки оказались целы. Но на этом хорошие новости заканчивались.
От брюк ничего не осталось, если не считать небольшого клочка, защищенного парашютными стропами. По всей правой ноге выше лодыжки кожа вздулась и покрылась волдырями. Левая нога была почти в таком же состоянии, только на бедре сохранилась относительно неповрежденная полоска. Руки с нижней стороны обгорели до локтя, с запястий и кистей свисали черные лоскуты кожи. Голова и шея тоже точно побывали в аду, глаза превратились в щелочки. От носа почти ничего не осталось.
Кое-как несчастный проковылял через поле, добрался до калитки и принялся звать на помощь. «Летчик ВВС, — прохрипел он. — Мне нужен врач».
***
Согласитесь, трудно держать в руках стакан с горячим чаем. А ведь температура чая всего на каких-то пять-десять градусов выше нормальной температуры тела. Не очень-то много, учитывая, как далеко простираются пределы человеческой выносливости. В основе ощущения, заставляющего вас скорее отдернуть руку от стакана, лежит работа умной рецепторной системы: сплетения белков, соединенных с ионными каналами, открывающимися и закрывающимися в зависимости от температуры, переводят тепловые сигналы в болевые ощущения. Казалось бы, странно, что человеку — любознательному существу, в природе которого заложен интерес к исследованиям, — поставлены такие жесткие ограничения в виде чувствительности к минимальным колебаниям температуры. Однако белки, из которых состоят тепловые рецепторы, точно так же, как и все остальныем белки человеческого тела, от пищеварительного тракта до структур ДНК, начинают разрушаться уже при температуре 45 °С — это порог, за которым в организме начинаются термические повреждения. По мере повышения температуры клетки теряют способность к самовосстановлению, кровь в сосудах сворачивается, в тканях начинаются необратимые изменения, что со временем приводит к смерти — и это при температуре около 60 °С. При горении же авиационного топлива в насыщенной кислородом среде температура может превышать 1000 °С.
***
Том Глив проснулся под кроватью в полной темноте. Невдалеке слышались разрывы бомб. Он находился в больнице городка Орпингтона в разгар воздушного налета — кровать в таких случаях становилась импровизированным бомбоубежищем. Летчик выжил, но у орпингтонских врачей почти не было опыта лечения таких тяжелых ожогов. Его раны обрабатывали растворами генцианвиолета и танина: первое вещество применялось как антисептик, а второе — как своего рода повязка для покрытия раневой поверхности, способная укрепить кожу и создать защитную преграду для микроорганизмов. В лечении обширных и тяжелых ожогов оба средства как минимум малоэффективны. Более того, они вызвали рубцевание и привели к развитию инфекции. Повязки из сухой марли и бинтов моментально прилипали к мокнущим ранам и срывали кожу при перевязках.
Разумеется, в таких условиях развился сепсис, и Глив много дней провел в беспамятстве и лихорадочном бреду. Однако его организм продолжал бороться. Через несколько долгих недель было принято решение перевести его в Ист-Гринстед, в госпиталь королевы Виктории — клинику, известную своими успехами в области пластических и восстановительных операций (под руководством хирурга Арчибальда Макиндоу).
Санитары, прибывшие, чтобы подготовить Глива к перевозке, облачили его в полную военную форму, содрав при этом повязки с нежной, только начинающей подживать кожи. Сам факт, что врачи Орпингтона допустили подобное обращение с больным, отражает их непонимание природы ожогов и неумение с ними справляться. Но наконец после мучительных тридцати километров дороги Глива вверили заботам Макиндоу и его медицинского персонала. Начался этап восстановления и реабилитации.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу