Даниэль Пеннак - Дневник одного тела

Я пошел за ней. Я предоставил в ее распоряжение все свои материалы, я обновлял ее картотеку, подправлял ее расследования, носил ее портфель, и все последние годы состояние ее тела беспокоило меня гораздо больше моего собственного. В наше время, когда все кругом только и поют, что про гигиену жизни, когда предусмотрительность стала нашим единственным знаменем, Фанш курила за четверых, пила за десятерых, питалась как попало, работала до упаду; я говорил ей: осторожно, Фанш, осади, в таком темпе до ста лет не доживешь. Да ну, фугасик, если уж конец, то на полной скорости, на самом крутом подъеме, это начинать надо потихоньку, согласна, поначалу все хорошенько обдумывать, все верно, но заканчивать надо на всех парах, не думая о своей шкуре, по принципу ускорения, вот так, мы же не в свободном падении парим, нет, мы — сгустки совести, пушечные ядра, и наши кручи — самые крутые! А что будет с нашими шкурами — это их дело!

Итак, мы оставили наши шкуры на произвол судьбы, а сами занялись оздоровлением мира. Продолжение тебе известно, моя милая: лекции, симпозиумы, «свободные трибуны», митинги, лицеи, коллежи, самолет, поезд, бесконечные выступления двух старых перечниц в здравом уме и твердой памяти. Мое дело — подготовка материалов (никаких провалов памяти!), ее — дебаты. С ума сойти, как мы были популярны! Нашим противникам оставалось только уповать на наш неминуемый конец. Не будет же это старье доставать нас вечно! По вашему лицу видно, что вам бы хотелось, чтобы я умерла, не успев ответить на ваш вопрос, отвечала Фанш смельчакам, отважившимся сразиться с ней один на один. Люди думающие и веселые переходили на ее сторону. Холерики обнаруживали в ней больше желчи, чем было в них самих, а сангвиники считали ее кровожадной. Я заставлял ее упражняться, чтобы не кричать слишком громко, это мешало восприятию ее выступлений. Ее привычка орать имела две причины: темперамент и тугоухость. Со второй бороться было легче. Мы с Моной начинили ее уши слуховыми аппаратами, которые не только улучшили ее слух, но и удесятерили огневую мощь, поскольку теперь она слышала все перешептывания на стороне противника, и никто больше не мог судачить у нее за спиной. Она увлекла за собой в водоворот целое поколение. Двойняшки, обеспечивавшие нам материально-техническую базу, упрекали меня, что я так долго прятал от них эту боевую бабусю. Тем временем Маргерит успела произвести на свет маленького Стефано, а Фанни — думаю, по принципу подобия — снабдила его маленьким двоюродным братиком Луи, оба они — мои правнуки, а ты, следовательно, им бабушка, а Мона — прабабушка! Вот так, одно на смену другому, к моему списку добавилось еще несколько мертвецов, в том числе и Фанш, распростившаяся с жизнью в больнице Питье-Сальпетриер три недели назад. Ее последние слова: Не смотри так, фугасик, ты же знаешь, мы все в конце концов оказываемся в большинстве.

86 лет, 2 месяца, 28 дней

Четверг 7 января 2010 года

Не раскрывал этот дневник со смерти Грегуара. То есть семь лет. Мое тело стало мне так же безразлично, как было в раннем детстве, когда для «воплощения» я довольствовался тем, что копировал папу. Его сюрпризы больше меня не удивляют. Укоротившиеся шаги, головокружения при вставании с постели, негнущееся колено, вздувшаяся вена, еще разок подрезанная простата, хрипотца в голосе, удаленная катаракта, искры в глазах (фосфены [42] Фосфен — зрительное ощущение, возникающее у человека без воздействия света на глаз. Представляет собой светящиеся точки, фигуры, появляющиеся самостоятельно в темноте. ), появившиеся в дополнение к шуму в ушах, засохший в уголке рта яичный желток, все большие трудности с натягиванием брюк, незастегнутая по забывчивости ширинка, внезапные приступы усталости, желание прикорнуть, посещающее меня все чаще и чаще, — все это теперь рутина. Мы с телом доживаем свой срок как равнодушные друг к другу соседи. Никто ни о чем больше не заботится, вот и ладно. Результаты моих последних анализов, однако, подсказывают мне, что пришла пора в последний раз взяться за перо. Когда всю жизнь вел дневник своего тела, не описать агонию просто неприлично.

86 лет, 2 месяца, 29 дней

Пятница, 8 января 2010 года

С тех пор как Фредерик взял на себя контроль за моим состоянием и я каждые полгода сдаю кровь на анализ, момент открытия конверта утратил для меня большую часть своего драматизма. Фредерик расшифровывает результаты, и мы вместе констатируем, что если такой-то и такой показатели у меня чуть завышены, то все в целом все равно находится в пределах возрастной нормы. Весьма неплохо для такой старой развалины, как вы! Правда, позавчера одна цифра меня встревожила: А вот тут, гемоглобин пониженный, это не?.. Ничего особенного, отрезал Фредерик, просто усталость, вы чувствуете себя как сорокалетний, который немного перебрал накануне. Ваша подружка Фанш совсем загоняла вас, а ее смерть вообще подкосила, вот и все. Давайте, проваливайте, чтоб я еще полгода вас не видел, конечно, если Мона не позовет меня к вам на ужин. Вот такие у нас отношения с овдовевшим любовником Грегуара. Мона и правда время от времени зовет его на ужин. Ей нравится его грубоватый юмор. Когда она спросила его, почему гетеросексуалы становятся геями, а наоборот бывает очень редко, он холодно ответил: Зачем жить в аду, когда можно попасть в рай?