Николай Фокин - М Ы Р О Д И Л И СЬ И Ж И Л И Н А У Р А Л Е – Р Е К Е ...

(зимой), путешествовали по красивой Волге или знакомились с

“загадочной” Прибалтикой и ее городами (летом).

6

Об учебе и жизни в Ленинграде рассказывать не хочется. Мое

пребывание там состояло из постоянной, изо дня в день, работы, особенно

трудной в первый год. Я жил тогда в тесной комнате (пять человек)

студенческого общежития на окраине города (Малая Охта) и вынужден

был длинными километрами добираться до публичной библиотеки и

университета. Как все аспиранты первого года обучения, прослушал курс

лекций по философии и регулярно занимался иностранным (немецким)

языком. Успешно выдержал пять экзаменов т. н. кандидатского минимума.

Трудно объяснимыми и не всегда понятными в то “переходное” время (

лето 53-го года) показались требования на экзамене по философии: наш

253

молодой преподаватель, кажется, не знал, что и как аспиранты должны

отвечать на некоторые вопросы во время экзамена. Дело в том, что после

смерти Сталина его работы, ранее занимавшие центральное место в списке

“обязательной” литературы, были быстро исключены из него. Среди

“теоретиков” и “пропагандистов” марксистской философии наступила

временная, пугающая “теоретическая” неопределенность и внутренняя

растерянность...В этих условиях вопросы членов комиссии, как и ответы

аспирантов носили чисто формальный характер. И результат экзамена

можно было заранее предсказать...

В Уральске я рассказал о происшедшем своим братьям. Владимир,

выслушав мои слова, пришел к типично студенческому выводу: “ Ну, что

ж... Значит, больше не станем читать и цитировать Сталина... И семинара

по проблемам языкознания не будет...”

Осенью 53-го года меня как бывшего “комсомольского активиста”

избрали секретарем аспирантской группы (в мое отсутствие), и я как “

идеологически проверенное лицо” получил возможность перебраться на

Мытню, в относительно спокойное общежитие для студентов -

иностранцев...Тихая комната была нужна мне, в основном, для сна: утром я

уходил из общежития, весь день проводил в публичной библиотеке, роясь

в научной литературе и размышляя над первой главой диссертации;

возвращался в свою крохотную комнату (мой сосед - чех Янек ) поздним

вечером. Познакомился со своими коллегами - аспирантами двух кафедр (

В. Западов, Г. Иванов, Ю. Андреев, А. Иезуитов , Ш. Галимов и др.) и

молодыми научными сотрудниками, с которыми каждодневно встречался в

“публичке”: мы говорили о новых статьях, работе над диссертациями,

делились планами и пр. Но настоящей близости не возникало: я

использовал большую часть времени на свою работу и грустные мысли об

Оле и дочери..

... Думается, что мне серьезно повезло в университете: кафедра - это

мир серьезных ученых, исследователей русской литературы, их имена

(Б. И. Бурсов, Г. А Бялый, И. П. Еремин, Г. П. Макогоненко, Б. С. Мейлах

и др.) и работы были широко известны не только среди специалистов...

Общение с ними, бесспорно, помогало мне разбираться во многих

сложностях и тонкостях, спорных проблемах и их решении в современном

литературоведении...

Но, пожалуй, самым авторитетным и уважаемым среди профессоров

для меня стал мой научный руководитель. Им согласился быть

знаменитый пушкинист, историк и теоретик литературы Борис Викторович

Томашевский. Наверное, И. П. Еремин сказал ему, что я в студенческие

годы интересовался прозой А. Пушкина. Короткая встреча и беседа с

“легендой пушкиноведения” состоялась в конце 52-го года. Разговор

походил - для меня - на очередной, но более трудный экзамен.

254

Профессора интересовали не только мое знание и понимание Пушкина -

прозаика, но и о литературы его времени в целом, работ известных

современных “пушкинистов” (Борис Викторович не всех признавал) и пр.

В начале беседы он, кажется, сомневался: стоит ли ему браться за

руководство мной как аспирантом, но затем увидел во мне нечто

интересное и обещающее.. Последние слова профессора прозвучали как

своего “программное заявление”, заставившее меня задуматься: ” Что ж,

начнем работать вместе... Но должен сразу предупредить Вас: будет

нелегко. Придется заниматься серьезно и постоянно, каждодневно...”

Борис Викторович оказался строгим, требовательным научным

наставником - руководителем. Он не баловал меня особым вниманием, не

подсказывал идей и решений, но интересовался (в первый год), как я сдаю