Клэр Шеридан - Из Лондона в Москву

В полдень приехал Герберт Уэллс: он только что прибыл из Петрограда вместе со своим сыном. Теперь они живут в нашем доме. Так приятно встретить старого знакомого, говорить с ним об интересующих нас предметах и вспоминать общих друзей. Он со свойственной ему манерой, смеясь, с изысканным юмором, рассказывал о жизни в Петрограде. В связи с приездом Уэллса мы решили устроить торжественный обед, каждый внёс свою лепту, но всё испортил Михаил Бородин. Когда я попросила принести аппетитный яблочный пирог, который я видела на столике рядом с диваном, Михаил скривил лицо и недовольно посмотрел на меня. Он распорядился унести пирог обратно на кухню. Коммунист до мозга костей не смог смириться с такой несправедливостью: Уэллсу даются такие почести в виде целого пирога, в то время как Вандерлип или Шеридан в день своего приезда не получили ни кусочка! Все обитатели дома называли меня по фамилии, Шеридан, как мужчину. Быстро забылась старая привычка обращаться к дамам «госпожа». Хотя никто и не пытался этого делать: в нынешних условиях эти слова звучат как ругательства. Я ещё не удостоилась чести обращения «Товарищ», но некоторые на русский манер уже называли меня Клара Моретоновна (поскольку имя моего отца Моретон).

После обеда мы с Михаилом Бородиным-Грузенбергом вышли прогуляться. Когда мы все ещё сидели за столом, он тихо и незаметно вышел из комнаты. Я спросила, почему. Михаил не был расположен объяснять свой поступок. Сказал, что не любит скопления людей, и ему просто не нравится Герберт Уэллс. Чем перед ним провинился Уэллс, я так и не поняла. Вечером я надолго задержалась в гостиной, сначала беседуя с Михаилом, потом с Вандерлипом, и, наконец, с Гербертом Уэллсом.

Мы обменялись своими впечатлениями о Петрограде и Москве. Герберт сделал вывод: «У нас нет расхождения во взглядах. Вы – в Москве, а я – в Петрограде; это как два разных государства». Но русские привычки везде одинаковы. Мы много смеялись, рассказывая друг другу, что нам пришлось увидеть и узнать. В России нет личной жизни, жилые комнаты напоминают зал ожидания вокзала. Человек не может остаться наедине с собой: каждый час, днём или ночью, всегда кто-то приходит. Опыт, через который я прошла в квартире Каменевых, очень напоминал его собственный, только в гостях у Горького. Вы сидите и говорите до раннего утра; едите и курите до тех пор, пока не начинаете задыхаться от табачного дыма; только тогда кто-нибудь поднимается и начинает готовиться ко сну, расстилая постель прямо в этой же комнате! Люди запросто заходят к вам и начинают разговаривать, пока вы сидите на краю кровати и штопаете свои носки. И в таких условиях создаётся высокая мораль!

Герберт Уэллс много рассказал мне о госпоже Будберг, вдове, живущей с Горьким. Во время пребывания Уэллса в Петербурге она была его переводчицей

Я много слышала о ней от других. Говорили, что это очень красивая женщина, пользующаяся большим успехом у мужчин. Большевики арестовывали её дважды, и ей запрещён выезд из страны, даже в Эстонию, где находятся её дети. Тем не менее, госпожа Будберг призналась Герберту Уэллсу, что сейчас она чувствует себя счастливее, чем до революции, потому что жизнь стала интереснее и наполнена содержанием! Могу представить, у скольких женщин резко изменилась жизнь в современных условиях, но не уверена, что это всем нравиться! Лично для себя я предпочитаю жизнь со всеми её трудностями и неизвестностью безмятежному прозябанию в уютном доме.

В Москве, живёт госпожа Протопопова, чья семья до революции была очень состоятельной. Они владели литейным предприятием, на котором лили колокола, и мастерской, где писали иконы. Ей повезло: удалось устроиться на работу в Комиссариат Иностранных дел. Знание французского и немецкого сделали эту женщину незаменимой в отделе переводов. За свою работу она не только получает зарплату, но и имеет продуктовую карточку, на которую содержит себя, свою мать и своего ребёнка.

Госпожа Протопопов не жаловалась мне, что обстоятельства вынудили её работать, а только сказала, как интересно следить за происходящими переменами. Сейчас в России бурлит жизнь, и я думаю, что многие русские, которые могли бы бежать из страны, остались и работают не на большевиков, а во имя России. Мне встретилось много людей, которые прямо говорят, что не могли бросить Родину в такое тяжёлое время. А есть ещё категория истинно русских, которые просто не могут променять русские зимы на спокойную жизнь на чужбине. Перед такими людьми хочется снять шляпу.