Клэр Шеридан - Из Лондона в Москву

Мы спустились к Москве-реке и, облокотившись на парапет, долго проговорили. Он оказался очень интересным собеседником, но крайне неосторожным в своих высказываниях. К счастью, себя мне не в чем упрекнуть. Я выбрала большевистскую позицию и в обычной своей манере спорила с ним о войне и блокаде, пытаясь убедить его не заострять внимание на сегодняшних трудностях, а смотреть в будущее. Мы поговорили об идеалистах, обсудили кое-какие эпизоды из жизни царской России и сравнили с современностью. Но всё, что я упоминала, только ещё больше распаляло его. В конце концов, этот человек выразил готовность продемонстрировать мне «обратную сторону». Он пригласил меня отправиться с ним на завод. Я спросила, какая от этого будет мне польза, если я ни слова не говорю по-русски. Он ответил, что хотел бы познакомить меня со своим отцом и родным дядей, но поскольку они из «бывших», следует соблюдать осторожность. Наконец, я назвала себя и дала ему свой адрес в обмен на его номер телефона. Мы договорились, что завтра, в воскресенье, я ему позвоню, и он будет ждать меня напротив ворот нашего особняка в одиннадцать утра, но в дом он входить категорически отказался.

Уже час ночи (я по русской привычке не легла спать рано!). Встретила Михаила Марковича Бородина-Грузенберга, когда он вернулся из Комиссариата, и рассказала ему о своём новом знакомом. Михаил Маркович заметил, это самый эксцентричный сорт контрреволюционеров, и не советовал мне с ним больше встречаться.

3 октября 1920 года.

Москва. Уже пять дней, как я не работаю. А кажется, что больше. Мне рассказывали о людях, которые специально приезжают по делам в Москву, и вынуждены ждать своей очереди шесть месяцев! Такое ощущение, что до Ленина отсюда дальше, чем из Лондона. Если человек нигде не работает, здесь совершенно нечем заняться. Трудно представить общество, в котором отсутствует социальная жизнь, нет магазинов, нельзя (для меня) найти газет на иностранном языке, и никто не пишет и не получает писем. Никто не планирует приятного времяпровождения в кафе или ресторане и не имеет возможности расслабиться в горячей ванне. Когда пересмотрены все картинные галереи, часть из которых открыты только в первой половине дня, а другая часть вообще работает не каждый день, и при этом приходится до боли в ногах ходить пешком по вымощенной булыжником мостовой, делать больше нечего. Чтобы быть занятым, надо иметь работу. Вероятно, я бы не стала так волноваться, если бы уже закончила ленинский бюст, но меня тревожит томительное ожидание, растянувшееся на несколько недель. Я не могу вернуться в Лондон без его бюста.

Михаил Бородин-Грузенберг пригласил меня на прогулку. Было очень холодно. Мы направились к Собору Василия Блаженного, поскольку мне хотелось осмотреть его внутренне убранство, но после трёх часов Собор закрыт. Он очень красив снаружи, нарядно раскрашенный, с причудливыми башенками и куполами. Не понимаю, как Собор сохранился в этом климате. Мне говорили, что внутри почти нечего смотреть. Наполеон держал в нём своих лошадей. Каждый слышал ужасные истории о возмутительном отношении большевиков к предметам искусства и старины, но даже они не опустились до такого варварства. Наполеон запомнился не только этим. Например, он приказал взорвать небывалой красоты Спасские Ворота Кремля. Были заложены бочки с порохом, и последние бежавшие из Москвы французы подожгли фитиль. Но вовремя подоспела русская кавалерия, и отважные гусары с риском для жизни потушили огонь.

На обратной дороге, пытаясь хоть немного согреться, мы зашли в Храм Христа Спасителя. В боковом приделе, где слабо мерцали свечи, батюшка с длинными волосами и большой бородой, в красивом одеянии, проводил службу. Прихожане с чувством внимали каждому слову. Гловы женщин выглядели по-восточному, благодаря повязанным платкам. Я недолго послушала незнакомое песнопение, не понимая ни слова. Батюшка в своём торжественном обличье выглядел как Христос на картинке, и мне почудилось, будто я слушаю проповедь Учителя в Храме.

4 октября 1920 года.

Понедельник. Москва. Когда я в десять утра спустилась к завтраку, мой странный контрреволюционер сидел в коридоре. Мне так и не удалось узнать, как он здесь оказался, и зачем пришёл, ведь я ему не позвонила. Выразив своё удивление, я извинилась, что не смогла с ним встретиться, объяснив это неожиданным приходом друзей. Я пообещала позвонить ему позже. Он казался несколько разочарованным, сказал, что готов был «entierement a mon service» и удалился. В столовой завтракал Михаил Бородин-Грузенберг. Я рассказала ему, что произошло. Михаил быстро поднялся, чтобы взглянуть на него. Но я только рассмеялась, заметив, что выставила этого человека до того, как оповестила кого-нибудь о его присутствии. Михаил холодно взглянул на меня. Он, подобно всем мужчинам, может хорошо относиться к вам как к женщине, но при других обстоятельствах, не задумываясь, принесёт вас в жертву.