И. Завалишин: Описание Западной Сибири

При этом письме я посылаю Вам ответ на вопрос Ваш об Ипполите, где я соединил все главное, что касается до него, чтобы избежать впоследствии вводных эпизодов, когда придется упомянуть о нем в рассказах о том, что относится ко мне.

Вы изъявили желание иметь исчисление моих статей, с официальною просьбою о том же обращалось ко мне и какое-то историческое общество в Казани, но вот в чем оказывается затруднение: статей моих немало, и они разбросаны в разных журналах и газетах, для разыскания их требуется много времени, а у меня его вовсе нет лишнего; но главное то, что самые важные статьи, передовые, составляют, как, конечно, и Вам известно, тайну, принадлежащую редакциям, без разрешения которых никто не имеет права объявлять, кто автор той или другой передовой статьи. Наконец, то, что печаталось, далеко не даст понять ни о количестве, ни о характере моей общественной и политической литературной деятельности. Есть даже много таких статей, которые, как я сказал выше, были набраны, и которых корректуры хранятся у меня, но которые не получили публичности независимо от редакции или вследствие возникшего со стороны их опасения. Такова, напр., обширная статья, направленная против учения (разумеется, в том, что есть в нем ошибочного) славянофилов, и которая, не менее того, должна была появиться в газете «День»(у меня хранится и рукопись с надписью редакции: «набрать немедленно», и самый набор); такова статья относительно ошибочного мнения, что свободу можно дать, и ребяческого желания «получить свободу не только с позволения полиции, но даже по формальному ее приказанию, чтобы на случай перемены направления иметь детское оправдание, что ведь вы сами же приказали нам быть свободными» и пр. Есть много статей, отчасти также набранных, относящихся к моей общественной деятельности здесь, в Москве (по возвращении из Сибири), где все ученые, учебные, благотворительные общества, общественные учреждения старались привлечь мое содействие, и где, к несчастью, я открывал везде или фальшь и шарлатанство, или преступную уклончивость, искажавшие дело, но такая же уклончивость и редакций, чтобы не задеть высокопоставленных лиц или громких имен, ставила препятствия к оглашению моих статей, хотя я и подписывал их своим именем. Есть, наконец, и целые сочинения, одобренные редакциями, которым даже назначен был положительный срок для начатия печатания, но которые редакции печатать заколебались, увидя в сочинении документы, относящиеся к высокопоставленным знаменитостям. А между тем одно из этих сочинений с массою подлинных документов прочитывалось и одобрялось редакцией журнала, для которого предназначалось, по мере того, как было написано и даже отдано было уже редакцией для переписывания и приготовления к печати!

Сверх того, у меня сохранились дубликаты страховых писем (цены и почтовые расписки) в Совет Министров, в Сибирский комитет, в Главное управление цензуры, к разным министрам, к Филарету и другим лицам, по разным общественным и политическим вопросам, а когда я прибыл в Москву, то меня, как сказал я, без моего ведома избирали в разные общества. Городской голова при форменном отношении присылал мне отчеты по городскому управлению; по просьбе попечителя осматривал все учебные заведения, я учредил общество гувернанток, положил начало учреждению женских училищ от города; как уполномоченный на этнографической выставке был на ней руководителем всех учебных заведений; как член общества акклиматизации доставил бесплатное посещение зоологического сада всем учебным заведениям от институтов до начальных школ; везде я являлся доброжелательным критиком и помощником и, чтоб показать пример и на деле и привлечь участие других в то время, когда на народное образование обращали мало еще внимания, я полтора года сам преподавал в пяти начальных школах в самых отдаленных частях города, куда никто не шел, пока не поставил начальное учение на твердую почву в Москве, и без меня не обходился ни один экзамен ни в общественных, ни в частных училищах. В низших школах я отыскивал способных детей и помещал мальчиков в Ломоносовскую семинарию (я поместил даже в самый лицей к Леонтьеву одного крестьянского мальчика, и он теперь в лицее же учителем и тутором) и девочек в земскую женскую семинарию и в гимназии (иных и на свой счет, когда, не будучи еще женат, имел достаточные средства). Я посещал постоянно богословские круги у Леонида и священника Сергиевского, круги профессоров, круги славянофилов у Аксакова и западников у Леонтьева, коммерческие и деловые у Чижова. Я сносился с IѴ отделением и содействовал к преобразованию ремесленного училища в техническое и к разделению Николаевского института на два отделения, и пр., и пр. Везде делал я наблюдения, на все существует масса документов, не говоря уже о деятельности по комитету грамотности, где, кроме звания секретаря, я был членом всех комиссий, без исключения, и руководил первыми педагогическими курсами по всей России. Разобрать всю массу собранных мною сведений и документов и составить отчет о моей деятельности, извлечь, что должно, на общую пользу я предоставлял моему сыну, но теперь не знаю, в чьи руки все это попадет, но, во всяком случае, увидят, что я не сидел сложа руки и не зарыл таланта в землю, не искал себе ничего.