Алексей Ливеровский - Секрет Ярика

Есть у моряков свои, морские слова. Есть слова и для моря снежного. Скажет лесной человек: «Снег всякий бывает. Посмотри, у опушки какие сугробы набило, рохлые, лыжи не держат. Поперек дороги надувы плетями лежат, полоз хватают, скрипят. Над оврагами сувои завились, — не ходи туда, свалишься. В поле заструги, по ним в валенках пройти — и следа не будет, так крепки. В лесу кухта, навись…»

Спят леса, промерзшие, заиндевелые; лиственные в пуховых валенках, хвойные снежные шубы накинули. Утихли воды под ледяной крышей. К ночи разойдется стужа. Кажется, даже звездам холодно.

День ото дня слышнее голос зимы.

Всем знакомы его простые и суровые подголоски: треск древесных стволов, протяжный посвист льда на речках, шелест снежинок, скрип валенок, визг санного полоза и нежный перезвон льдинок в колодезном ведре. Но настоящий голос зимы — это вой пурги в ровном открытом поле.

Нет тогда дороги ни конному, ни пешему, и лучше переждать погоду дома: в тепле послушать голос зимы — злую песню вьюги.

Засыпаны толстой толщей земля, травы, деревья. Стоит на поляне ель-красавица. В пуховую шаль завернулась и… поет-звенит веселым птичьим голосом. Солнце слепит глаза, неисчислимыми блестками играет снежный полог, воздух свеж, самому петь хочется; но не может же петь дерево?

Подхожу поближе, осторожно хлопаю лыжной палкой по веткам, и вместе со снежным водопадом вылетает на простор стайка синичек-гаичек.

Придавлены тяжелыми пластами еловые лапы, а снизу открыты они птичьему глазу, и много там птичьей пищи — насекомых, личинок. Только кормиться приходится вверх ногами. Но это не беда, когда есть хочется.

Синяя-синяя туча покойно и грузно поднялась на западе. Вздохнул ветер, качнул деревья, вздохнул еще раз, сорвал снежную пыль с вершин и закружил ее в студеных струях. Вьюжный танец зашумел над озером; с каждым вздохом ветра все больше танцоров, теснее круг.

Трубно загудят сосновые макушки, ухнет с веток тяжелая навись, забарабанит, падая, кухта.

Какие они разные танцоры — снежинки. Вверх! Вниз! Вверх! Вниз! — с легким шорохом, шепотком пляшут резные звездочки. Вверх! Вниз! Вверх! Вниз! — юрко и неустанно, не присядут отдохнуть на озерную гладь. Брякнут льдинки на ветках, по-цыгански взвизгнет поземка, змеей крутясь по насту, завихрится призрачное облако — это тоже снежинки, крохотные, ледяные иголочки.

Притомится ветер, приутихнет. Тогда, опускаясь в медленном и плавном вальсе, закружатся крупные хлопья. Здесь две за руки взялись, а там свой малый хоровод — несколько звездочек-снежинок, и среди них лениво проплывает одна очень крупная и пышная. Окружили озеро темные ели. Стоят, любуются на вьюжные танцы, устало опустив руки в белых перчатках.

Если смотреть из окна вагона, скучен зимний вид: черное и белое, белое и черное. Темные ели, светлые поляны, серая кайма ивняка, белая чаша озера. Скучно!

А вы розовый ольшаник видели? Зеленый снег? Оранжевые елки? Лиловые осины? Их можно увидеть. Надо только встать на лыжи и пойти туда, где из окна вагона казалось все черным и белым.

Можно идти в целик. Снег в затишьях такой рыхлый, что новой лыжней не страшно катиться с любой крутизны. Только надо зорко примечать, нет ли впереди обрывчика. Выдадут его светлая кромка и легкая голубая тень. Впрочем, и упасть в такую мягкость не беда; оботрешь лицо, откопаешь лыжи, снег из рукавиц вытряхнешь и дальше.

На полях, где ветрено, горки построже; приходится все время поглядывать, какой снег впереди, Блестящий, чешуйчатый помчит так, что в ушах засвистит, плотный белый схватит лыжи, как руками, а внизу синеватая сыпучая толща подастся и грузно нажмет на ноги.

Склонится солнце, подожжет каемку закатного облака, и на высоком холме шапкой буйно зацветает плодовый сад. Розовые соцветья густо покрывают ветки. Так цветет миндаль. Откуда он здесь, в снежной тишине? Это покрытый инеем ольшаник украсили зоревые лучи. Чуть правее — оранжевые елки стоят вдоль опушки.

Если обернуться к полуночной стороне, увидишь зеленый снег и лиловые осины. Только голубое небо в этот час пропадает. Но и его можно увидеть, если подбежать к березе и взглянуть прямо вверх, вдоль ствола, сквозь кружево веток. Синее-синее небо — точно такое, как над горными ледниками.

Сказано в старой энциклопедии: ЛАРЫ (греч., позже — латинск.) — добрые духи, заботятся о благополучии семейств и о здоровье детей, принимают участие в семейных радостях и горе. Стараюсь представить себе эти удивительные существа, похожие и непохожие на нас, людей. Неожиданно приходит мысль — это же наши собаки! Ростом поменьше человека, шерстистые, с горячей красной кровью и таким же сердцем и глазами, как у нас. Они так же чувствуют холод и тепло, боль и ласку, любят домашний уют и совершенно так же, до замирания сердца, радуются просторам полей, таинственности леса, мягкости травы и прохладе речной воды, и, конечно, запахам — в них они разбираются много лучше нас. Они совсем такие же, как мы, только ходят на четырех ногах — так им удобнее — и плохо говорят. Очень досадно и до слез больно бывает, когда понимаешь, что собаке надо рассказать что-то важное, а слов у нее нет.