Василий Жуковский - Наль и Дамаянти

Так он пел. И однажды Джевала, подслушавши эту

Песню, спросил у него: «По ком ты, Вагука, тоскуешь?

Кто же та, о которой такую грустную песню

Так заунывно поешь ты?» – «Пою про жену сумасброда,

Ею избранного, ею любимого, ум и богатство

Вдруг потерявшего, ей изменившего, клятву святую,

Данную ей пред богами, забывшего. С ней разлученный,

Он уж давно в тоске, в раскаянье, в страхе, не зная

Скорби своей утоленья ни днем, ни ночью, бездомным

Странником бродит. Но каждую ночь, об ней помышляя,

Эту песню поет он. Скитаясь, как нищий, с терпеньем

Пьет он свою преступленьем налитую, горькую чашу,

Чашу разлуки, и горе свое с одним лишь собою

Делит. Она же, которая с ним и в беде не рассталась,

Им в пустыне забытая… Где она? Что с ней? Лишь чудо

Жизнь могло сохранить ей, со всех сторон окруженной

Смертью в лесах, где гнездится и дикий зверь и разбойник.

Эту повесть он сам рассказал мне. С тех пор и пою я

Песню его, как сам он поет, и об нем сокрушаюсь».

Бима, царь Видарбы, узнав о бедствии Наля,

Царство свое проигравшего в кости, немедленно созвал

Всех видарбинских брахманов и так им сказал: «Отыщите

Дочь мою Дамаянти и Наля-царя; кто узнает,

Где мои дети, и их ко мне приведет, тот получит

Тысячу самых отборных быков и деревню, как людный

Город богатую; тот же, кто, их не приведши, хоть с верной

Вестью об них ко мне возвратится, также получит

Десять сотен быков». Брахманы поспешно на север,

Полдень, восток и запад пошли отыскивать Наля;

Всюду, по всем областям, городам, деревням, по безлюдным

Диким лесам, по горам, по равнинам, по разным дорогам

Долго ходили они; но напрасно – ни слуха, ни вести

Нет ни о Нале-царе, ни о верной его Дамаянти.

Вот, наконец, один из брахманов, Судева, достигнул

Города Шедди, и там во дворце, на празднике царском,

Он Дамаянти увидел. Подле царевны Сунанды,

В платье печальной вдовы, на лице покрывало, близ светлой,

Радостной девы она там стояла – жена, по супруге

Мрачно скорбящая, тень близ света, алмаз без сиянья,

День без солнца, краса, двойным покровом от взоров

Скрытая – черным платьем и черным горем. Увидя

Этот прекрасный, невидимо блещущий свет, догадался

Тотчас Судева, кто перед ним. Про себя он подумал:

«Тот же образ я вижу, который столь сладостно светел

Был в то утро, когда все земные цари и владыки,

С ними и вечные боги, в тревоге надежды смиренно

Ждали, кому из них благодатную руку подаст Дамаянти.

Это она, полногрудая, темно-кудрявая, райским

Блеском очей веселящая душу, любовь и утеха

Мира; она, молодая лилея, лишенная корня,

Лотос, слоновой стопой сокрушенный, высокое в низком;

Это она, по супруге скорбящая, вместе с супругом

Всю потерявшая жизнь, как источник, ныне безводный,

Некогда быстро бежавший, как лунная ночь по затменье

Полном луны, поглощенной внезапно небесным драконом;

Это она, достойная жить в перламутровом царском

Доме, живущая ныне в чужом сиротою бездомной;

Славная царской породою в горьком бесславном изгнанье;

Счастья достойная, жарко любящая, чуждая счастью,

Чуждая сладкой любви. Ее измучено сердце

Страстным стремленьем к супругу, избранному сердцем; на свете

Муж – украшенье жены; потеряв сей небесно прекрасный

Перл, и блестящая тратит свой блеск. Но где ж он, могучий

Наль? Перенес ли разлуку с такою женою иль мертвый

Пал, утратив ее? И мне всю душу пронзает

Горе при виде ее красоты сокрушенной, при встрече

Огненно-темных ее, в слезах угасающих взоров.

Скоро ль, скоро ль, весь мир исходив путем испытанья,

К цели желанной достигнет она и с желанным супругом,

С милым души, с властителем жизни встретится в мире

Так, как звезда встречается с месяцем? Скоро ль

С трона низверженный Наль возвратит Дамаянти и трон свой?

О! какое блаженство тогда для обоих, друг другу

Равных прелестью, доблестью, знатностью рода и славой

Предков! Мне должно теперь подойти с утешительным словом

К ней, сокрушенной». Так говорил многомудрый Судева

Сам с собою; потом он к тому приблизился месту,

Где одиноко стояла среди многолюдства с печальной

Думой своей Дамаянти. «Здравствуй, роза Видарбы, —

Ей он сказал, – я Судева, брахман видарбинский; царь Бима,

Твой родитель, жив, и здоров, и царствует мирно;

Здравствует с ним и твоя благодушная мать, управляя

Домом; здравствуют братья твои, здравствуют дети,