Василий Жуковский - Орлеанская дева

Чтобы бродить по высотам пустынным;

И в страшный час – в который человек

Доверчивей теснится к человеку —

Украдкою, как птица, друг развалин,

В туманное жилище привидений,

В ночную тьму бежит, чтоб горный ветер

Подслушивать на темном перекрестке.

Зачем она всегда на этом месте?

Зачем сюда гонять ей стадо? Часто

Видал я, как она час целый в думе

Под этим деревом друидов [16], где

Боится быть счастливое созданье,

Сидит недвижима… а здесь не пусто;

Здесь водится недобрый с давних лет;

У стариков ужасные преданья

Сохранены об этом старом дубе;

И часто шум каких-то голосов

Нам слышится в его печальных ветвях.

Однажды мне случилось запоздать;

Меня вела дорога мимо дуба,

И вдруг мне видится: под ним сидит

Туманное, а что?.. не знаю! тихо

Иссохшею рукой приподняло

Широкую одежду и меня

Как будто бы манило… сотворив

Молитву, я бежал скорее прочь.

Раймонд

(указывая на образ в часовне)

Не верю я; не козни сатаны,

А чудотворный лик пречистой девы

Ее всегда приводит в это место.

Тибо

Нет, нет! и сны и страшные виденья

Меня, мой друг, тревожат не напрасно:

Три ночи я все вижу, будто в Реймсе

Она сидит на королевском троне;

Семь ярких звезд венцом на голове;

В ее руке какой-то чудный скипетр,

И из него три белые лилеи,

И я – ее отец – и обе сестры,

И герцоги, и графы, и прелаты,

И сам король пред нею на коленах…

Моей ли хижине такая слава?

Нет, это не к добру; то знак паденья;

Иносказательно мне этот сон

Ее души изобразил надменность;

Убожества она стыдится; бог

Ей даровал богатство красоты,

Ее щедрей всех наших поселянок

Благословил чудесными дарами…

И гордость грешная зашла к ней в душу;

А гордостью и ангелы погибли,

И ею враг в свои нас ловит сети.

Раймонд

Но кто ж скромней, кто непорочней в нравах

Твоей смиренныя Иоанны? Старшим

Сестрам она с веселым сердцем служит;

В селе у нас она всех выше… правда,

Но где найдешь работницу прилежней?

Бывал ли ей и низкий труд противен?

Ты видишь, под ее рукой чудесно

Твои стада и жатвы процветают;

На все, к чему она коснется, сходит

Непостижимое благословенье.

Тибо

Непостижимое… так, правда! ужас

Объемлет при таком благословенье.

Ни слова; я молчу; молчать мне должно…

Мне ль вызывать на суд свое дитя?

Могу лишь остеречь; могу молиться;

Но остеречь мой долг… Оставь сей дуб;

Не будь одна; не рой кореньев в полночь;

Не составляй из сока их питья

И не черти в песке волшебных знаков.

Нам в области духов легко проникнуть;

Нас ждут они, и молча стерегут,

И, тихо внемля, в бурях вылетают.

Не будь одна: в пустыне искуситель

Перед самим создателем явился.

Бертранд входит с шлемом в руках.

Раймонд

Молчи, идет Бертранд; он возвратился

Из города. Но что несет он?

Бертранд

Вы

Дивитесь, что с таким добром я к вам

Являюсь?

Тибо

Подлинно; откуда взял

Ты этот шлем? На что знак бед и смерти

Принес ты к нам, в жилище тишины?

Иоанна, которая до сих пор не принимала никакого участия в том, что вокруг нее происходило, становится внимательнее и подходит ближе.

Бертранд

И сам едва могу я объяснить,

Как мне достался он. Я покупал

Железные изделья в Вокулёре [17];

На площади толпилась тьма народа

Вкруг беглецов, лишь только прибежавших

С недоброю из Орлеана вестью;

Весь город был в волненье; сквозь толпу

С усилием я продирался… вдруг

Цыганка смуглая со мной столкнулась;

В руках у ней был этот шлем; она,

Пронзительно в глаза мне посмотрев,

Сказала: «Ты, я знаю, ищешь шлема:

Вот шлем, не дорог он, возьми». – «На что? —

Я отвечал ей. – К латникам пойди;

Я земледелец, мне нет нужды в шлеме».

Но я никак не мог отговориться;

«Возьми, возьми! – она одно твердила, —

Теперь для головы стальная кровля

Приютнее всех каменных палат».

И так из улицы одной в другую

Она за мной гналася с этим шлемом.

Я посмотрел: он был красив и светел;

Был рыцарской достоин головы;

Я взял его, чтоб ближе разглядеть;

Но, между тем как я стоял в сомненье,

Она из глаз моих как сон пропала:

Ее толпой народа унесло…

И этот шлем в моих руках остался.

Иоанна

(ухватясь за него поспешно)

Отдай мне шлем.