1. Позволить республиканцам остаться правительством на бумаге, подконтрольном социалистам, разрешить им навязать государственный контроль на территории с населением, придерживающимся правых взглядов, и заключить какое-то соглашение о том, что они не будут трогать города, деревни и регионы, где анархисты составляют большинство, чтобы они могли там организовать управление так, как считают нужным, и надеяться, что республиканцы будут придерживаться этого соглашения (это можно назвать вариантом «на удачу»).
2. Объявить, что все должны сформировать местные народные ассамблеи и решить самостоятельно, каким образом они хотят организовать самоуправление.
Второй вариант больше соответствует анархическим принципам, но последствия вряд ли были бы намного лучше. В конце концов, если бы жители, скажем, Бильбао решили бы создать местное правительство, как именно можно было бы этому воспрепятствовать? Городские советы, где церковь или землевладельцы имели общественную поддержку, скорее всего, вернули бы старое правое правительство; социалистические и коммунистические территории поставили бы во главе социалистических или коммунистических чиновников; правые или левые государственники сформировали бы противоборствующие конфедерации, и каждая бы объявила себя законным правительством Испании. Иностранные государства признали бы то или иное правительство, поскольку никто не захотел бы обмениваться послами с антиавторитариями вроде FAI (даже предположив, что FAI захотела бы обменяться послами с ними, а этого бы не случилось). Другими словами, война бы закончилась, но политическая борьба продолжалась бы, и огромные регионы Испании, скорее всего, выглядели бы как сегодняшний Чьяпас, где каждый район или сообщество разделено между анархистскими и антианархистскими группировками. Окончательная победа была бы долгим и напряжённым процессом. Единственным способом победить государственнические анклавы было бы привлечь на свою сторону следующее поколение, чего можно было бы достичь, создавая очевидно более свободную, приятную, красивую, безопасную, непринуждённую и приносящую удовлетворение жизнь в антиавторитарных коммунах. Иностранные капиталисты, с другой стороны, даже если бы не вмешивались военным путём, сделали бы всё возможное, чтобы остановить угрозу заражения хорошим примером, используя экономические бойкоты и подрывную деятельность и вливая огромные средства в авторитарные зоны. В конце концов, всё возможно зависело бы от того, насколько анархистские победы в Испании вдохновили бы подобные восстания в других частях мира.
Смысл этого упражнения на воображение в том, что в истории не существует явных прорывов. Обратная сторона старой идеи мгновенного прорыва, когда государство и капитализм терпят поражение, — это мысть о том, что всё, что не достигает этого результата, не считается победой. Если капитализм устоял, если наши когда-то радикальные идеи становятся частью рынка, это значит, что капитализм победил. Мы проиграли, нас просто поглотили. Мне кажется это абсурдным. Можем ли мы сказать, что феминистское движение проиграло, что оно ничего не достигло, просто потому что корпоративная культура на словах стала порицать сексизм, а капиталистические фирмы стали продавать феминистские книги, фильмы и другие продукты? Конечно же, нет: если им не удалось разрушить капитализм и патриархат одним ударом, это один их самых явных знаков того, что мы продвинулись вперёд. По-видимому, любая эффективная дорога к революции будет включать бесконечные случаи поглощения, бесконечные победоносные кампании, бесконечные краткие моменты восстания или времена бегства и ухода в подполье. Мне тяжело даже думать о том, как это всё может произойти. Но для начала нам нужно прежде всего признать, что на самом деле в некоторых случаях мы выигрываем. В действительности в последнее время мы добились довольно многого. Вопрос в том, как разорвать этот порочный круг восторга и разочарования и прийти к каким-то стратегическим образам (чем больше, тем лучше) того, как сделать так, чтобы эти победы накладывались друг на друга, как организовать нарастающее движение на пути к новому обществу.
Практическое руководство идеалиста по будущему краху системы
Что такое революция? Мы думали, что знаем ответ. Революцией считался захват власти силами народа с целью трансформации природы политической, социальной и экономической системы в стране, в которой она происходила, обычно в соответствии с определёнными фантастическими представлениями о новом справедливом обществе. Сегодня мы живём в мире, где в случае, когда повстанческие войска захватывают город или массовые восстания свергают диктатора, практически невозможно добиться подобных последствий. Когда глубокие общественные изменения происходят — как, например, подъём феминизма — скорее всего, они принимают совершенно иную форму. Не то чтобы революционные мечты перестали существовать. Но революционеры нашего времени редко считают, что могут осуществить их сегодня таким же образом, как французские революционеры в момент взятия Бастилии.
Читать дальше