Kylie Scott - Play

— Эй, — сказал Мал, придвигаясь ближе.

Мне определенно не хотелось напортачить, но в желудке завязался тяжелый комок страха. Раз дела с собственной матерью обстояли не самым лучшим образом, тогда каковы шансы на то, что я смогу очаровать его родителей? Мои руки были влажными и липкими от пота. Честное слово, стоит мне оказаться в стрессовой ситуации, как я могу соперничать с носорогом по вопросам потовыделения. Если предположить, что у носорога есть проблемы с потовыделением.

Мал оставил нежный поцелуй за ушком.

— Дыши, Тыковка. Все хорошо.

— Ага, — я показала ему два поднятых больших пальца.

— Ага, хорошо. Но не отлично, — он посмотрел по сторонам и вытянул руку. К нам поспешил официант. — Привет. Можешь принести ей... да все что угодно из тех крепких напитков, что у вас есть, хорошо?

— Как насчет «Ракетного Топлива», сэр?

Мал хлопнул в ладоши.

— А что, звучит восхитительно! Замечательно, пусть будет «Ракетное Топливо». И сделай двойную порцию.

У официанта выпучились глаза.

— Э, да, сэр.

По всему столу были разложены фотографии, настоящее море из светловолосых детишек. В изобилии были круглолицые мордашки и ручки, распахнутые как у морской звезды. Лори одарила меня еще одной теплой улыбкой.

— Это все наши внуки.

— Я не знала, что Мал стал дядей.

— Милая, уже как восемь раз, — его мама начала указывать на лица малышей, озвучивать их имена. Исходя из того, что три его сестры были такими плодовитыми на потомков, я сделала мысленную пометку запастись презервативами. Кем бы мы с ним друг другу не приходились, мы определенно не были готовы к появлению Мала Младшего, несмотря на его шутки. Я даже не знала, хочу ли я вообще детей. Этот вопрос непоколебимо лежал на полочке под названием «может, когда-нибудь».

Рассказы Лори о ее внуках заняли нас на время заказа и ужина. Она говорила, пока все мы ели. Потягивание «Ракетного топлива» помогло мне значительно расслабиться. Из всего того, что мне удалось попробовать в жизни, могу сказать, что он состоял из каждого вида белого ликера с примесью лимонада. Этот напиток следует либо сделать незаконным, либо поджечь, чтобы спалить часть содержащегося в нем алкоголя. Выпив дюйм или два, я отставила его в сторону, оставив Малу. Он утаскивал еду с моей тарелки, пил из моего стакана и мне понравилось эта близость и чувство единения. Быть может, это и было просто старое доброе воровство, но то, как он это делал, якобы отвлекая меня улыбкой или подмигиванием, сделало игру того стоящей.

Рядом со мной он вел себя так легко.

— Значит, у тебя есть три старшие сестры, — сказала я. — Знаешь, я так и вижу тебя в качестве самого младшего ребенка.

Его мама громко засмеялась. Может, она и была миниатюрной, но смеялась она много. Что говорило о хорошем детстве Мала. Обожание, с которым она смотрела на своего сына, было только тому подтверждением. А я даже не могла вспомнить, какой он, мамин смех. Я давненько его не слышала.

— Почему? — спросил Мал, глядя на меня свысока. — Хочешь сказать, что я буйный и незрелый? Знаешь, Тыковка, подмечать подобную хрень таким образом довольно грубо.

Его мама откашлялась с явным предупреждением следить за языком.

Мал сидел, вытянув руку на спинку нашей скамейки. Он надел черную футболку-хенли с длинными рукавами, чтобы скрыть свои татуировки, и сухую пару чаксов. Я пыталась не смотреть на него слишком долго, ужасаясь мысли, что включу свои «безумные глазки» прямо перед его родителями. Воспоминания о том, как мы разместились в ванной, еле сдерживались от того, чтобы всплыть на поверхность.

— Объяснись, — приказал он.

— Я всего лишь хотела сказать, что ты истинный исполнитель. Исходя из чего, вполне разумно предположить, что ты мог быть самым младшим из детей.

— Точно, — он приподнял бровь, обводя взглядом свою семью. Вот только его рука поднялась выше по моей ноге, проскальзывая под юбку. Я крепче ухватилась за его пальцы, сжала их в предупреждении, прежде чем он смог сделать какой-либо весомый шаг в данном направлении. И только дернувшийся уголок губ предал его. — Энн старшая в семье. Мам, ты бы видела, как она ведет себя со своей сестрой. Оберегает ее, и это еще мягко сказано. Я удивлен, что девочка не завернута в упаковочную пленку с пузырьками.

Его мама подавила смешок.

— Я не чересчур оберегаю ее, — сказала я. — Ей двадцать лет. Она уже взрослая. И я это уважаю.

— Да неужели?

Черт, мне нравилось, как он поддразнивал меня. Мне нравились знакомые нотки в его взгляде.