Владимир Леви - Доктор Мозг. Записки бредпринимателя

Тут вот еще какая любопытная закономерность: собираясь в стаи, белые вороны быстро чернеют, сереют и выделяют из своей среды белых ворон следующих поколений, с той же участью, что у тех, которые еще в стаю не собрались. И так по спирали, поколение за поколением. Белыми воронами зачинались христианство, капитализм, демократия, коммунизм…

– И наука вся, и искусство…

– Вот и Царь Гедон, не чая того, превратился в белую ворону, гонимую черносерой стаей защитников права на белизну. Я не сказал бы, что в натуре у Боба было хоть что-то типично беловоронье, – нет, по характеру он был вполне конформистом. Но так уж вышло в тот исторический момент, что на мосту его судьбы влобовую столнулись логика научно-врачебного поиска и логика общественного сознания. Если не белой, то синей вороной, пожалуй, счесть Боба можно.

Началось со злополучного доклада на междисциплинарном симпозиуме. Тема, слегка приоткрытая в преддокладном резюме, раздразнила ученую братию ожиданием сенсации. Гвоздь программы! – врачебное управление мозгом! – излечение неизлечимых! – ну-ну, поглядим.

Докладывал Хиз три дня. Один из слушателей, эрудированный психиатр-меломан, со свойственной эстетически чувствительным людям склонностью к художественным гиперболам описал свои впечатления так:

«Представление теоретической части в первый день было блестящим и потрясающим, я бы сравнил его с бетховенским квартетом. Докладчик вошел в аудиторию пешком, а ускакал на белом коне.

На второй день последовало представление нейрохирургической части, это уже напомнило мне «Вторжение богов в замок Валгаллы» Вагнера. В прениях было много недоверчивых вопросов и скептической критики. Хиз геройски отбивался. Приехал на белом коне, улетел на черном драконе.

На третий день развернулся кошмар: Хиз продемонстрировал на киноэкране электростимуляцию мозга своих пациентов, со всеми их реакциями, во всех подробностях, крупным планом. Сравнение с «Ночью на лысой горе» Мусоргского было бы слабоватым, фильм ужасов со сценами из времен испанской инквизиции показался бы детской сказкой. Это был сущий Дантов ад и ожившие фантасмагории Босха. Одни больные оргазмировали, сладострастно стонали, другие корчились от боли, бесновались, визжали, некоторые теряли сознание, бились в судорогах…

Экран погас, все молчали в глубоком шоке. Наконец, председатель слабым голосом раненого ангела попросил желающих высказаться, и аудитория взорвалась: перебивая друг друга, захлебываясь, мужи науки начали метать в докладчика громы и молнии. Хиз подавленно лепетал оправдания, повторял, как заведенный, что все делалось с документированного согласия пациентов или их родственников. Влетел на драконе, уполз на карачках…»

– Красочно. Момент истины?

– Момент столкновения одной из элементарных частиц истины с другой.

« Всего я мог ожидать, только не этого говнопада ханжеской дури своих коллег, – вспоминал Хиз на закате жизни. – Меня объявили шарлатаном, мошенником, развратником, насильником, извращенцем, наемником ЦРУ, расистом (за то, что многие тяжелые пациенты – чернокожие)… А всему причиной простая зависть. Никто из них не решился проникнуть в эти глубины, где мозг открывает свои тайны. Никто всерьез не озаботился поиском радикальных средств помощи миллионам несчастных, привычно признаваемых неизлечимыми и невменяемыми. Да, были накладки, были ошибки. Но мы ворвались в эти дебри первыми, мы были пионерами-первопроходцами…»

– Ну, не совсем уж первопроходцами. А Олдс, а Дельгадо? Как они отнеслись к Хизу и его экспериментам?

– Дельгадо, насколько мне известно, о Хизе ни разу публично не упомянул, полное игнорирование. А Олдс, как и Лилли, отнесся ревниво и неодобрительно. «Нельзя, – сказал на научной конференции, – даже в самых благородных исследовательских целях вживлять электроды в мозг человека, это нарушение первейшей медицинской заповеди «не навреди», даже если риск не велик. А риск велик: Хиз и его сотрудники не ведают, что творят. Вторгаться в человеческий мозг можно только после длительных фундаментальных исследований, начало которым положено, в частности, нашими экспериментами на животных».

– Понятная позиция. Хиз узнал об этом высказывании, как-нибудь среагировал?

– Ответил в статье: «Спору нет, нейрофизиологические эксперименты Олдса и Ко на животных внесли большой вклад в понимание устройства и фунционирования эмоциональной сферы этих животных. Но в какой мере эти исследования относимы к человеку, к его психологии и патологии, осталось вопросом. Мы начали сразу с человека, с него по любому надо было когда-то начать. Всякое начало рискованно. При исследовании человека понимание происходящего увеличивается, а риск уменьшается возможностью внятной и тонкой обратной связи – сочетанием данных объективного научного наблюдения и самонаблюдения, интроспекции. Люди могут сообщать о своих переживаниях, а крысы – только нажимать на рычаг».