— Люблю училок, давай, накажи меня, детка, поставь мне «двойку», — произносит глухо и монотонно.
Рада рассматривает его, оценивает, как он одет. На нем черная водолазка. Поверх нее темно-синий пиджак на двух
пуговицах, со стандартными лацканами. Легкий глянцевый отблеск мягкой кашемировой ткани изящно оттеняет текстурный
узор. В первую встречу Гера был в белой футболке и джинсах. Сегодня верхний комплект дополняют черные брюки с
отделкой в виде двойной линейной строчки и имитацией ручного стежка.
Очень стильно, очень.
— Ты прям как в детстве… Когда девочка очень нравится, все шутами становятся, — наконец говорит она. — Были б косы,
отодрал бы.
— Я тебя и так могу хорошо отодрать.
— Зачем ты пришел? — спрашивает прямо.
— К тебе. Позвонил в дверь и спросил: «А Рада выйдет?»
— Не смешно.
Он легко поднимается. Застывает перед ней — такой высокий и широкоплечий. Мощный, неуправляемый.
— Ну, а чего ты как маленькая? Я тебе звоню, ты не отвечаешь. Говоришь — перезвоню, не перезваниваешь. Кто так
делает? Позвонила бы сама, договорились бы о чем-нибудь. А сейчас собирайся.
— Куда?
— Свидание у нас. Все чинно благородно. Я тебя у папы отпросил. Обещал, что в полночь принцесса будет в дома. Иди
переодевайся, пойдем в ресторан.
— Вот так сразу?
Гергердт пригибается к ней и понижает голос:
— Вот так сразу, это если бы я сказал: иди раздевайся, будем сексом заниматься. А пока в ресторан. Не, ну если ты без
ресторана согласна…
— Гера, облезешь, — резко обрывает она.
— Пойдем, — снова распрямляет плечи и говорит мягче, — у меня не так часто возникает желание поговорить с женщиной.
Не отказывай.
Рада смотрит на него долгим взглядом. Думает, наверное, решается. Сомневается. На ее красивом лице не отражается тех
сомнений, но и нерешительности на нем нет. Она тверда, совершенно спокойна и ни капли не смущена. Ее губы чуть сжаты.
Так чувственно.
— Отчего в голове не растут цветочки, а растут они в траве и на каждой кочке… — напевая, протягивает к ней руку,
чтобы тронуть каштановые волосы, но Рада резко откидывает ее от себя.
— Хорошо, — соглашается.
Он, впрочем, в этом и не сомневался — что она согласится. Его темный взгляд скатывается вниз, к ее ногам.
— Юбку надень.
— Гера, облезешь, — повторяет она, разворачиваясь спиной.
— Пиастры, пиастры, — вполголоса бубнит он, шагая за ней по пятам, — и дублоны, и фунты стерлингов, не говоря уж о
гинеях…
— Чего? — оборачивается Рада.
— Говорю, как вспомню, сколько золота, которое мы добыли честным разбоем, Флинт зарыл на острове, так дурно
делается, — громко добавляет он, останавливаясь перед стеной, увешанной каким-то грамотами и дипломами. Доска
почета, куда деваться.
Дружинина смеется и скрывается в комнате.
Дурно ему делается в этой квартире. Столько лет прошло, а ничего не изменилось. Вроде и мебель другая, а все по-
прежнему — все в стиле дворцовой классики. Наборный паркет, ёпрст. Как в музее. Мавзолей, бл*ть. Только этого не
хватает, который живее всех живых.
Артём шарит взглядом по стенам в надежде увидеть семейные фотографии, но не обнаруживает ни одной.
Через пару минут Рада выходит из комнаты. Такая красивая. В шортах. Ладно и так сойдет. Ноги-то видно. Шорты
классического покроя, до середины бедра, со стрелками. Черные. Шикарно. И черная блузка, спереди расшитая пайетками.
Та белая рубашка, в которой он первый раз ее видел, не была такой обтягивающей, а эта обрисовывает каждый изгиб.
Мать твою, как теперь успокоиться…
Дружинина надевает сапоги на высоких шпильках. Ее длинные ноги становятся еще длиннее, мышцы приобретают
привлекательный женственный рельеф.
У него начинают зудеть ладони от желания дотронуться до нее. Прижать к себе.
— Гера, отомри, — небрежно говорит она и тянется за пальто, которое до этого бросила на банкетку.
Гергердт сам накидывает пальто ей на плечи, не выпуская из рук бежевую ткань, чуть притягивает к себе. Касается губами
щеки.
— Я пока тебя до кровати доведу, сдохну.
Рада не подает виду, что хоть как-то взволнована этим жестом, ждет, пока Артём отпустит. Когда он отстраняется, она
мягко, но холодно улыбается и окидывает его высокомерным взглядом.
— Люблю мужчин в пиджаках. — Застегивает внутреннюю пуговицу, запахивает длинное пальто и затягивает пояс. — Они так
прилично выглядят.
Гергердт надевает свое пальто. Строгое, черное. Сгибает локоть, предлагая руку.
Читать дальше