Л.И.Шинкарев - Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл

ник Генерального секретаря:

«Хорошо помню то заседание Политбюро. Пятнадцать человек сидят и

редактируют письмо Дубчеку. Каждый вносит свои поправки, спорят друг с

другом. Бурные события в Чехословакии для нас совершенно неожиданны.

Это не то, что восстание в Венгрии. Там все более или менее ясно: под окна-

ми Андропова вешали вниз головой коммунистов. А в Чехословакии идет

бескровный политический процесс, очень быстро развивающийся. Это вы-

зывало у наших товарищей оторопь» 3.

Раздражала странная лексика реформаторов, у коммунистов не приня-

тая. «Интеллектуалы Европы…», «Идеологи пытаются обезоружить разум…»,

«Мы за господство терпимости и разнообразия…». Где тут марксизм? На

площади хлынул революционный романтизм; коробит и задевает взаимная

у чехов симпатия «верхов» и «низов». И сильно раздражает своеволие. «Вы

думали, что, поскольку вы были у власти, вы могли делать все, что вам нра-

вится, – скажет потом Брежнев Богумилу Шимону, соратнику Дубчека. – Это

была ваша основная ошибка. Даже я не могу делать, что хочу» 4.

Тут важно вот это – даже я.

Брежневу не хочется верить, что Дубчек, воспитанный в СССР, вернув-

шийся в Чехословакию семнадцатилетним, верный ленинским идеалам, ка-

ких у кремлевского руководства давно не было, задумал порвать с социа-

лизмом. Как он порвет? Даже реформировать свою страну без советской

поддержки он не может и отлично это знает. Потому ищет у Брежнева пони-

мания, почтительно держит себя с ним как со старшим. В брежневских пись-

мах – «Дорогой Саша…», в дубчековских ответах – «Дорогой Леонид Ильич…».

У Дубчека и Брежнева разные СССР.

Для первого – это молодое государство рабочих и крестьян, страна пя-

тилеток, стахановского труда, героических папанинцев, перелета Чкалова

через полюс в Америку. «Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка…»

Рабочие Европы и всего мира видят в русской революции начало новой ис-

тории человечества. Не только чехи, многие европейские интеллектуалы, в

том числе известные, признавали будущее за Советским Союзом.

А для второго – это всегда окруженная врагами, дразнящая мировой

империализм, сильная военная держава с ракетно-ядерными установками и

с мессианским предназначением. Страна, где на кухнях, убавив громкость

радиоприемников, сквозь треск глушилок интеллигенция ловит чужие пе-

редачи, переписывает запретные песни Б.Окуджавы, В.Высоцкого, А.Галича.

Члены и секретари Политбюро, командующие войсками, даже генералы КГБ

на подмосковных дачах этим тоже грешат, довольные своею смелостью, ил-

люзией единения с народом.

Брежнев продолжает письмо.

«…Дорогой Александр Степанович! – он водит ручкой по бумаге, слушая

подсказки. – Я искренне надеюсь, что ты поймешь и извинишь мою откро-

венность, зная, что она вытекает из добрых чувств. Как своему товарищу, хо-

чу высказать некоторые мысли, которые меня беспокоят… Читая ваши мате-

риалы, создается впечатление, что в сложившейся обстановке вы пытаетесь

найти немедленное разрешение всех накопившихся вопросов. Такое желание

можно понять. Однако скажу откровенно – жизнь и опыт показывают, что

нередко поспешность в исправлении недостатков, ошибок, разрешение воз-

никших вопросов, желание решать все разом может повлечь за собой новые,

еще более тяжелые ошибки и последствия. Поэтому хочется сказать, не ви-

дишь ли ты опасности в том, что одновременное разрешение широкого кру-

га сложных проблем, по которым могут возникнуть разногласия, может за-

труднить начатый сейчас весьма важный процесс консолидации…» 5

О том, как коллективно сочинялись брежневские личные письма мне

расскажет и посол в Чехословакии С.В.Червоненко. «Мы сидели за столом в

один ряд, а Брежнев против нас. Чтобы придать больше, так сказать, довери-

тельности, решили не на машинке печатать письмо Дубчеку, а он садился и

своей рукой писал. Мы обсуждали все фразы. И когда писать “Александр”, а

когда “Саша”. Он ему обычно говорил – Саша… И на полутора или двух руко-

писных страницах выражалось беспокойство нашего руководства: ссылка на

народ, что люди переживают – участники освобождения. Вы представляете,

как следовало писать, чтобы напомнить прошлое и привлечь внимание к

настоящему. И такие обороты: “Я с тобою…”, “Ты помнишь…”, “Когда были в