Роберт Грин - 48 законов власти

На сей раз Алкивиад бежал в Персию. Там он совершил поразительно резкий переход от спартанской простоты к расточительности и блеску, следуя персидскому образу жизни до мельчайших деталей. Конечно, персам было весьма лестно видеть, что грек, да притом такая крупная фигура, как Алкивиад, предпочитает их культуру своей собственной. Его осыпали почестями, он получил землю, власть. Поддавшись обману зеркала, они не заметили, что, прикрываясь этим щитом, Алкивиад ведет двойную игру, тайно помогая Афинам вести войну со Спартой, и тем самым восстанавливает свои позиции в городе, куда он отчаянно хотел вернуться.

Похищенное письмо

Когда я хочу узнать, насколько умен или глуп, насколько добр или зол мой партнер и что он при этом думает, я стараюсь придать своему лицу такое же, как у него, выражение, а потом жду, какие у меня появятся мысли и чувства.

Эдгар Аллан По

В самом начале своей политической карьеры Алкивиад сделал открытие, которое коренным образом повлияло на его подход к достижению власти: он обладал яркой и сильной индивидуальностью, но обнаружил, что, прямолинейно и упорно отстаивая свои взгляды и идеи, добивался своего лишь отчасти, в то же время упуская и теряя значительно больше. Алкивиад считал: секрет власти над массами заключается в том, чтобы не стараться окрасить окружающих в свои цвета, но самому принять их окраску, подобно хамелеону. Люди попадались на этот крючок, не замечая подвоха.

Не забывайте: каждый человек прячется в собственной раковине, все мы в той или иной степени нарциссы. Пытаясь навязать свое эго окружающим, вы добиваетесь лишь того, что стена, разделяющая вас, становится выше, а сопротивление растет. Отражая же их, как в зеркале, вы ловите их в нарциссову ловушку: они видят перед собой копию, отпечаток собственной души. Эта копия на самом деле с начала до конца изготовлена вами. Прибегая к помощи зеркального отражения, вы приобретаете над людьми огромную власть.

Стоит, впрочем, обратить внимание на опасность, возникающую при слишком широком, даже беспорядочном использовании Эффекта Зеркала. В присутствии Алкивиада люди чувствовали себя более значительными, словно их эго удваивалось. Но стоило ему уйти, у них возникало ощущение пустоты и собственной ничтожности. Когда же они видели, как он ведет ту же игру с совершенно иными людьми, отражая тех с той же полнотой, с какой раньше отражал их самих, то чувствовали, что их не только принизили, но и предали. Алкивиад применял Эффект Зеркала чрезмерно интенсивно, так что униженными и обманутыми чувствовали себя целые народы. Поэтому ему то и дело приходилось уносить ноги, спасаясь от расправы. В конце концов Алкивиад все же был убит жаждавшими мести спартанцами. Он зашел слишком далеко. Зеркалом Обольстителя следует пользоваться осторожно и с разбором.

О Лоренцо Великолепном

Лоренцо [Медичи] не упускал случая воздействовать на папу Иннокентия, который и без того чувствовал к нему уважение, чтобы усилить в нем это чувство и укрепить дружбу и привязанность между ними. Он не поленился изучить до мелочей вкусы и наклонности папы и с усердием им потакал. Он посылал ему... бочки его любимого вина... Когда папе нездоровилось, он писал ему льстивые, учтивые послания, в которых выражал свое сочувствие, говоря, что ощущает его страдания, словно свои собственные, ободрял его и в которых как бы невзначай излагал собственные воззрения на то, какой должна быть папская политика. Иннокентий с благодарностью принимал от Лоренцо знаки внимания и соглашался с его доводами и рассуждениями... Со временем он стал разделять его взгляды настолько полно, что заслужил недовольное высказывание посла Феррары: «Папа и сны видит глазами Лоренцо Великолепного».

Кристофер Хибберт.

«Расцвет и падение дома Медичи»,

1980

В 1652 году недавно овдовевшая баронесса Манчини переехала со своей семьей из Рима в Париж, где она могла рассчитывать на поддержку и протекцию своего брата, кардинала Мазарини, премьер-министра Франции. Четыре из пяти дочерей баронессы блистали при дворе, покоряя всех красотой и живо­стью. Очаровательные племянницы кардинала получили прозвание Маза­ринетт. Довольно скоро их уже приглашали на все важнейшие придворные торжества.

Пятая дочь, Мария Манчини, не разделила этой удачной судьбы, так как не отличалась прелестью и изяществом сестер, которые, вместе с матерью и самим кардиналом, недолюбливали ее, чувствуя, что она вносит дисгармонию в облик семьи. Ее пытались уговорить уйти в монастырь, но она отказалась. Мария погрузилась в учение, занимаясь латынью и греческим, совершенствуя свой французский и оттачивая музыкальные способности. В тех редких случаях, когда семья позволяла ей появиться при дворе, она, вступая в разговор, самым внимательным образом выслушивала собеседника, учась на основании этого составлять суждение о людях, их слабостях и скрытых желаниях. И когда она встретилась с будущим королем Людовиком XIV (это произошло в 1657 году, когда Людовику было семнадцать лет, а Марии восемнадцать), то решила, назло семье и дядюшке, добиться, чтобы молодой человек полюбил ее.