Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.

Сотворив назначенное ему умирающей властью, Элем надорвется и скоро сам на все свои последние годы уйдет сначала в творческое небытие, а потом в небытие просто.

Иди и смотри не возвращайся!

Те в кино, кто помнят семидесятые годы, а, значит, еще живы, а также те, кто только понаслышан о них из легенд, книжек, публикаций, возможно, ждут: а что скажет автор о своем участии в удушении знаменитого фильма Элема Климова "Иди и смотри"? Ведь сам-то Климов просто ужасы рассказывал...

Сейчас расскажу и я - честно, как на духу. Расставлю, как говорится, точки не только над I, но и везде, где им полагается быть...

Белоруссия - республика партизан. Во время войны там погиб каждый четвертый. На Белорусской киностудии "партизанская тематика" всегда была ведущей. Там было снято немало талантливых фильмов о боевых действиях в тылу врага, о яростном народном сопротивлении захватчикам. Весь мир знает о сожженной деревне Хатынь, на ее месте сейчас мемориал - к нему приходят помолчать, поклониться, возложить цветы. Уходят с перевернутой душой. Всего в Белоруссии немцами было уничтожено 209 городов, сожжено 9200 деревень, а 628 из них - вместе с жителями. 628 Хатыней!

Можно понять руководителей Минской студии, а также ЦК республиканской компартии, который возглавлял тогда бывший школьный учитель, бывший партизан, Герой Советского Союза, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Петр Миронович Машеров. Конечно, они обрадовались, когда узнали, что такой известный режиссер как Элем Климов вместе с местным писателем Алесем Адамовичем, автором повести "Я из огненной деревни", будут делать фильм о белорусских партизанах. Да еще при поддержке "Мосфильма"!

Машеров выделил режиссеру большую квартиру в центре своей столицы, обеспечил персональным транспортом. Он отложил все дела и за два дня облетел с Климовым на вертолете республику, показывая и рассказывая, где и как белорусы здесь воевали. Ему, видимо, представлялось, что вот теперь, наконец, на экранах появится нечто, действительно, небывало значительное, через что весь мир узнает о несравненном геройстве его народа.

Через некоторое время Климов и Адамович представили белорусам литературный сценарий, а потом и режиссерский. По режиссерскому, известно, фильм видится почти воочию, - что будет на экране, кто и что говорит, где и сколько молчат, сколько и какой потребуется музыки, шумов, что - днем, что "в режиме", какую подтащить технику, сколько и на что потребуется пленки, - полная ясность...

И вот когда в республике все это прочитали, то впали в сильную озабоченность. Перед ними оказалась не поэма о подвигах, которую ждали, а нечто противоположное: подробно, с жестокой откровенностью было представленно гитлеровское изуверство - это с одной стороны, а с другой - партизаны были показаны грязными, предельно убогими, зачастую лишившимися человеческого облика.

В Москве считали, что поскольку картину курирует сам Машеров, то пусть, мол, белорусы сами и разбираются с возникшими проблемами. Белорусская же сторона норовила свалить проблемы на Москву, на руководство Госкино. Пошла переписка. "Я был "диспетчером", - рассказывает Борис Павленок, - слугой четырех господ, доносящим до съемочной группы претензии всех сторон - ЦК Белоруссии, "Мосфильма" и "Беларусьфильма", а также руководства Госкино".

В центре фильма должен был стоять подробно разработанный эпизод - гонка вокруг большого лесного болота. Адская круговерть: партизаны пытаются настигнуть немецкий отряд, а тот, убегая, преследует преследователей. Собака гонится за собственным хвостом. Страшные физические муки испытывают и те и другие, причем, муки одинаковые. Зрителей призывали в равной степени сострадать и тем и другим, поскольку эти пробирающиеся по болотам, теряющиеся силы, истекающие кровью, падающие от усталости противоположные силы - страдают в равной степени. Может быть, режиссер хотел развернуть на экране метафору: войны бессмысленны, они равно губительны как для проигравших, так и для победителей. Может быть... Но он не учитывал, что не на белорусской земле пристало разворачивать метафоры абстрактного свойства, они не очень уместны там, где десятки и сотни деревень вместе с жителями сожжены фашистскими пришельцами...

- Почему надо сострадать немцам, в той же степени, что и партизанам? - спрашивал я Элема, когда мы обсуждали с ним поступавшие со всех сторон замечания по сценарию. - Им, этим немцам, что им мешало сидеть дома? Зачем они приперлись к чужому болоту? Сидели бы дома и не пришлось бы страдать! Это же наше болото, чего они тут бегают?