Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.

А мы ждали Шабану Азми. Режиссерская наша идея заключалась в том, чтобы запечатлеть беседу с актрисой перед кинотеатром, в обстановке улицы, на фоне народа. Все предвещало успешное воплощение замысла: над головой голубое небо, кинотеатр на месте, людей много, даже больше, чем надо бы. Осталось дождаться красавицу Шабану.

Чем ближе был конец сеанса, тем все очевиднее скукоживался тот свободный островок, на котором мы ютились. Вскоре мы трое взялись за руки, сдерживая напирающих индусов, чтобы не дать затоптать наши серебристые ящики и кожаные кофры с оптикой, камерами, магнитофонами.

Сеанс, наконец, закончился. Толпа прянула куда-то в сторону от нас, и я увидел в просвете между головами выбегающего из подъезда киногеничнейшего красавца в белом костюме - неотразимого Дени Дэнгсонгпа. Он проворно нырнул в машину и уехал. Чуть ослабевшее давление на нас тут же умножилось. Сквозь плотно окруживших его людей, полусогнувшись и любезно улыбаясь, пробирался к своей машине Шаши Капур. Вот он достиг цели, подарил последнюю улыбку сквозь поднятое стекло и тоже исчез.

Кто там еще выходил или выбегал из кинотеатра, мы уже не видели. Может быть, Санджив Кумар, Дев Ананд или Амитаб Баччан - кумиры индийской толпы тех лет. Но мы ясно видели, что худые смуглые люди в длинных рубашках уже взбираются на капот и крышу нашего очень симпатичного казенного "фордика" - сверху обзор лучше...

- В такой обстановке работать невозможно, - оценил ситуацию Сорокин. - Надо уходить, если сможем...

С Шабаной Азми встретились через день и во внутреннем дворике отеля, где она остановилась, без помех записали интервью. Правда, изо всех окон вокруг гроздьями свисали головы любопытных. В ответ на рассказ о наших вчерашних злоключениях она только рассмеялась. Ей-то было не в новинку.

В интервью для "Кинопанорамы" Шабана Азми с удовольствием вспомнила свои поездки на московский и ташкентский кинофестивали, говорила, что и она, и ее отец, известный в Индии поэт, с восхищением следят за успехами советского народа и высоко ценят советское киноискусство.

А теперь предложу вашему вниманию маленький детектив в духе Ираклия Андроникова: загадка одного портрета. Именно здесь надо о нем рассказать, потому что он тоже связан с Индией, с Шаши Капуром. Но по порядку...

Проходит три года, и я снова оказываюсь в Индии. Предстоит побывать в Дели, Мадрасе и Бомбее. Спутником моим назначен талантливый узбекский режиссер 42-летний Эльер Ишмухамедов. Он строен, красив и "реально талантлив", если употребить недавно вошедшее в словесный оборот определение. "Реально сильная книга", "реально смешной концерт", "реально образованный человек" и т.п., наверное, слышали... Закончив ВГИК, Эльер очень скоро выступил с картиной, о которой реально заговорили все - "Нежность". Лента собрала много призов на кинофестивалях и очень полюбилась зрителям. В ней была первая любовь, молоденький Родион Нахапетов, жаркий Ташкент, романтическое ожидание взрослости - это было чисто, возвышенно, узнаваемо, и это покоряло. По-моему, то был и дебют талантливого сценариста Одельши Агишева. Потом они вместе сделали еще несколько лент, в том числе и ставшую такой же знаменитой, как "Нежность", "Влюбленные".

Незадолго до нашей совместной поездки Ишмухамедов выпустил мощную ленту "Юность гения" - об Авиценне. Там в одной из ролей была занята модная в те времена целительница Джуна. Реальная Джуна явно впечатлила самого режиссера, и при нашем знакомстве он много о ней рассказывал, старался жить и питаться по ее советам, то-есть не просто, а с пониманием тайных связей пищи бренной с духовным миром питающегося. Именно когда выпало оказаться в Индии, Эльер проходил период голодания. Он голодал истово и непреклонно. Может быть, еще и поэтому его тянуло поговорить именно о питания. Хотя бы правильном. Кто о чем, а голодный, понятно, о еде.

В первые дни он приходил вечерами ко мне в номер и подолгу рассказывал, как надо жить. Особенно, - вы уже поняли - как питаться. Однажды я взмолился: "Эльер, завтра рано вставать. Я про пользу голодания и без того изрядно понаслышан, даже Брэгга читал, но еще и не спать - это слишком".

Эльер удалился, по-моему, не обидевшись. Он был по-восточному мудр, а потому покоен. Недоверие иных к вековым заветам аюрведы его не возмущало: эти иные просто мало знали про то, что недавно узнал он и во что поверил преданно.

Сон мы наладили, а вот проблема голодания получила продолжение.