Облизывая голыши и крупные булыжники, поднимаясь буквально на глазах, почти беззвучно в нескольких метрах от нас шла большая вода. В ее немоте и неслышном движении угадывалась скрытая мощь, которую не могли остановить ни камни, ни острова, ее непреклонность мне однажды в детстве уже довелось испытать. На миг показалось, что мимо нас, закручивая вокруг острова огромное кольцо, скользит огромный питон. И этот мускулистый, загнанный в ущелье речной ископаемый гад, моргая темными мокрыми веками, уже готов был заглотить свою добычу. А сверху с крутых каменистых склонов хмурым взглядом на нас глядела знакомая мне с детства тайга.
К вертолету, перепрыгивая через возникающие прямо на глазах ручейки, шлепая мокрыми носками, по воде бежала Саяна. На ней была желтая майка и коротенькие шорты. Следом за ней, то и дело оглядываясь, трусил к вертолету будущий президент авиакомпании «Иркут».
«Что, он не видел, куда полез? – с запоздалой злостью думал я. – На привязь бы посадить этих долбаных экстремалов. Ну, захотел свернуть себе шею, бросайся один, зачем же тащить за собой других! Здесь не надо иметь высшего образования, а достаточно среднего соображения».
– Давайте, быстрее! – крикнул я. – Вода прибывает.
– Как там ребята? Все живы? – спросила Саяна, подбежав.
– Живы, все живы!
– Слава богу! – выдохнула она и, точь-в-точь как на тропе в Прудове, бросилась мне на шею.
– Я знала, что ты прилетишь, – заплакала она. – Ты представляешь, Вадим не умеет плавать. С него сорвало спасательный жилет и он чуть не захлебнулся. Ребята перепугались. Но больше всего я.
– Бывает, – ответил я. – Давайте в вертолет. Там Денис за тебя сильно переживает. Они с Машей позвонили в Москву. Катя и сообщила о несчастье. А потом и Денис разыскал меня. Сработал, как немец!
– Эй, командир, давай в вертолет, – крикнул бортмеханик. – Керосин на исходе. Большая вода идет. Надо поскорее сматываться отсюда.
– Сайн байна! – сказал я подбежавшему Торбееву. – Давай, земеля, заскакивай в кабину, надо скорее взлетать.
Через несколько минуту мы были уже у ребят под скалой. Ко мне подбежал Денис и сбивчиво начал рассказывать, как мать вытаскивала их из воды и как ей помогала Глазкова Маша. Я смотрел на него, на Саяну, почему-то вспомнил Прудово, наш поход по грибы и подумал, что мы подоспели вовремя. Саяна начала пересчитывать ребят, а я еще раз посмотрел на вздувшийся Иркут, на обступившие его горы.
Солнце катилось к розовым, заснеженным гольцам, которые круто уходили стеной в сиреневую высь и, казалось, в глубину веков. С их высоты вертолет казался маленькой, невесть как попавшей в это ущелье букашкой. Но свое дело она сделала, все были в целости и сохранности. Несмотря ни на что, экспедиция, как и сама жизнь, продолжалась. И от этой мысли меня, как и много лет назад, охватило забытое в огромном городе ощущение своей нужности, которое родилось от пережитого напряжения и естественным образом уживалось с этой широтой бездонного саянского неба, с этим свежим, падающим от вращающихся лопастей дуновением наполненного тайгой воздуха, от полной слитности с той землей, которая дала мне не только жизнь, но и познание всего сущего; возможность любить, терпеть, страдать, переживать, искать, находить, восхищаться, узнавать, не сдаваться и каждый раз удивляться силе жизненного потока, который несет нас по реке времени от рождения и до кончины.
Забрав пострадавших школьников, вертолет поднялся в небо.
– Би шамда дуртээб ши намэ талыыштэ – ты меня поцелуешь? – глядя в круглое окошко вертолета на темный пенный Иркут, неожиданно сказала Саяна. – Я так по тебе соскучилась!