Кэт Кроули - Лунное граффити

— Я бы сказал, ничего общего с Тенью, — по­жимает он плечами.

Я демонстративно отворачиваюсь, давая понять, что его мнение меня не интересует. Зачем он де­лает из меня дуру? Можно подумать, я сказала, что у меня это будет с мистером Дарси. Вообще-то я такое говорила, но за давностью лет это не счита­ется, тогда я была совсем зеленой.

Джезз впервые пришла ко мне с ночевкой, и мы составляли списки, с кем у нас это будет.

Заглянув в мой перечень, она покачала головой.

«Здесь только книжные герои». — «Ну и что?» — «Ну и то. Впиши хотя бы одного реаль­ного человека. С кем реально у тебя бы могло это быть?» — «С Тенью». — «Граффитчик-невидимка — все равно что книжный герой». — «Он не невидимка. Просто я пока его не видела».

До станции Эд и я молчим. Пока ждем элект­ричку, почти не разговариваем. Он то и дело по­хохатывает, мне то и дело хочется сломать ему нос.

В поезде мы садимся напротив друг друга. Я вспоминаю про мистера Нерешительность-на-Танцполе.

— Скажи, Лео — надежный парень?

Эд водружает ноги на сиденье рядом со мной.

— Мы дружим с первого класса.

— Прекрасно. И все-таки, он надежный парень для своих девушек?

— У него не было девушки после Эммы.

— Эмма — это та, с большими... полушариями?

Он расплывается в улыбке.

— Точно. Девушка с ба-альшими полушариями. А еще с мозгами и юмором, кстати. И с характе­ром. Мне нравилась.

— Почему они порвали?

— Не знаю.

Он знает, но не скажет, что, в общем, правиль­но. Но я оставила Джезз в темном танцзале имен­но с Лео, и если ей следует что-то знать, я долж­на вовремя ее предупредить. Хоть Джезз и счита­ет себя сильной, но я видела, как она смотрела «Дневник Бриджит Джонс» и рыдала в три ручья.

— Так, значит, после разрыва с Эммой у Лео девушки только на ночь?

— Он ничего не скрывает. Прежде чем это про­изойдет, Джезз будет в курсе.

— Если что-нибудь вообще произойдет, — встав­ляю я, чтобы они не думали, будто для Джезз во­прос решен. Я и сама так не думаю, но как знать? Главное, чтоб Лео не считал, что победа в кармане.

— Пожалуйста, — говорит Эд. — Если что-ни­будь произойдет, она будет в курсе.

Я представляю, как это будет и каково будет Джезз. Как она переживает и волнуется. Рисует се­бе встречу с Лео завтра, и послезавтра, и потом. Дни ложатся под ноги, как плашки домино, — и тут он вводит ее в курс дела.

— Какой ужас, — бормочу я.

— Ужас — сказать ей правду?

— Ужас — сказать ей правду потом. Правду на­до было говорить с самого начала, когда начал уха­живать!

— «Привет, я Лео, если что, меня интересует только секс» — так, что ли?

— И это все, что его интересует?

— Я так не говорил. Я разыграл ситуацию. По-моему, Джезз ему нравится.

Достаю мобильник.

— Оставь их в покое. Лео куда лучше, чем о нем думают.

— Что-то непохоже, — говорю я, набирая номер.

— Люси! — слышится в трубке. — Здесь по­трясно! — Надо думать, Джезз поднимает телефон над головой, чтоб я сама убедилась, потому что трубка разрывается от музыки. — Наконец-то я живу! А как у вас с Эдом?

— Нормально. Джезз, послушай, будь осмотри­тельней. С Лео.

— Почему? Ты что-то знаешь?

— Нет. Просто я уехала, а мы собирались быть вместе.

— За меня не волнуйся. Веселись! — Кажется, она посылает в трубку воздушный поцелуй и да­ет отбой.

Эд выразительно двигает бровями.

— Опять ты злишься, — вздыхаю я.

— Ну, нос я тебе не затыкаю.

— Тебе не понять, каково будет Джезз. А я знаю. Когда наше... что бы там у нас ни было... закон­чилось кровью и перебитыми костями, мне было страшно обидно.

Его брови чрезвычайно красноречивы.

— Ладно, кровь шла у тебя. Наверное, тебе то­же было немного обидно.

— Да ну?

Поезд прибыл на станцию, мы стоим у дверей, но они не открываются. «Небольшие технические неполадки», — объявляет машинист. Обещает ско­ро все исправить. Я представляю, как он жмет на все кнопки в своей кабине, но те, что должны нас выпустить, не срабатывают. Мы с Эдом не отры­ваясь смотрим на двери. «Жми на другие кноп­ки», — думаю я. Чем дальше, тем нелепее.

Сквозь стекло виднеется кусочек неба, нарисо­ванный Тенью. — Вот ведь ирония, — замечаю я, не ожидая, впрочем, что Эд поймет.

— В чем? Что мы заперты в вагоне, а напротив, за стеклом, — нарисованное небо? Или в том, что мы там же, откуда начали?

— Ну, наверное, и в том и в другом.

— Из того, что я не знаю, кто такой Аттикус Финч, еще не следует, что я тупой.

— Я никогда этого не говорила.