— Пошли, — говорю я. — Поезд идет.
Идет поезд, он отвезет тебя на вечеринку, где ты будешь искать парня, которого никогда не найдешь. Парня, которого ты выдумала, а не того, кто нарисовал этих птиц. Не меня.
***
Электричка грохочет по путям, и мир, теряя очертания, несется за окнами. Джезз и Лео занимают два места слева, Дэйзи и Дилан — справа. Больше мест нет, и мы с Люси качаемся в такт движению поезда, от одного обрывка разговора к другому.
— А на камбервелльской линии электрички наверняка с кондиционерами, — вздыхает Джезз. — Хоть бы уж окна открыли.
— Детишки начнут высовывать головы и — хлоп! Кровавое месиво, — живописует Лео.
— Какой же дурак высунет голову на таком ходу? — удивляется Джезз.
В этот момент Дилан говорит Дэйзи:
— Хоть бы башку в окно высунуть!
Дэйзи облизывает палец и пишет на стекле «идиот».
Люси смеется, я тоже не могу удержаться от смеха. Поезд переходит на другой путь, и нас кидает друг к другу. В небе за окном выбросы пламени с нефтезавода и только что взошедшая неполная луна. У нас с Лео есть граффити: нарисованную луну пересекают тени высоковольтных проводов. Лео написал: «Луна в плену».
Перед тем граффити я делал эскизы в альбоме.
Хотел добиться того же эффекта, что у Дали в фантастических пейзажах — мы с Бертом видели их в галерее. Текучие образы никак не шли у меня из головы, а ночью приснилась луна, которую обступают тени.
Голос Люси врывается в мои мысли:
— С чего ты вдруг бросил школу?
— Боялся, ты опять меня изобьешь.
Остановка, в вагон заходят новые пассажиры. Пропускаю несколько человек между нами, поскольку продолжать диалог на тему «почему ты бросил школу» у меня нет никакой охоты. Бет тоже об этом спрашивала. Я сказал, что мне предложили работу, что надо было помогать маме платить за жилье. Сказал правду, вернее, лучшую ее часть. Часть похуже заключалась в том, что меня засекли, когда я вытаскивал эссе из-за пояса.
Мы первый раз писали эссе по искусству в классе. Раньше я бы напечатал что хочу сказать, а Лео просмотрел бы и исправил невнятицу. Но с десятого класса начиналась подготовка к выпускным экзаменам в двенадцатом, и я понял, что мне крышка. «Ничего не крышка, — возразил Лео. — Я запишу, что ты хочешь сказать, а ты скатаешь по-тихому».
Ничего бы не случилось, если б урок в тот день вела миссис Джей, но она заболела, и ее заменял Феннел. Он увидел, как я тащу эссе из штанов, и разорался. Будто я ему лично что-то сделал. Классу он сказал: «Если у кого-то еще мозги спрятаны в брюках, выходите и садитесь рядом». Какой идиот говорит «брюки»?
За весь урок я ни разу не посмотрел на Люси. Хотя очень хотел. Хотел дать ей знать, что не списывал, но как объяснишь, если эссе было у меня в штанах?
Прозвенел звонок, и она ушла вместе с остальными, а Феннел повел меня в свой кабинет. Пока мы шли по коридору, пацан за спиной Феннела состроил мне рожу, сунул руку в штаны и сделал вид, что дрочит. Я знал, что через пять минут история разойдется по всей школе. Вспоминая тот день, я вижу только дрочащих клоунов.
Промывку мозгов Феннел решил устроить в методкабинете. Велел мне сесть и написать «Это не мое эссе», чтоб сравнить почерки. Он вел у Лео столярное дело и почерк его сразу узнал. Но эссе было мое, и я предложил несколько мест, где он мог бы хранить отобранную работу «до возвращения миссис Джей». Мои идеи ему не понравились, так что он и Лео решил втянуть.
«Не, почерк не мой, — заявил Лео. — Эдов почерк». Ноги он выставил из-под парты, руки скрестил на груди и даже сидя смотрел на Феннела сверху вниз. В общем, нас обоих отстранили от занятий, причем не столько за эссе, сколько за предложения, куда ему это эссе засунуть. Лео через неделю вернулся.
Теперь в дневное время я рыскал по магазинам в поисках нужного оттенка синего, а ночами рисовал небо. Почти нужный оттенок нашелся в магазине Берта, только краска продавалась в жестяных банках, вот я и ходил к нему пополнять запасы.
Как-то раз, пробивая мне чек, Берт спросил: «Надеюсь, ты не из тех малолетних бездельников, что портят стену моего магазина?». — «Если и так, я бы вряд ли признался, верно?» — ответил я, предвидя, что он выкинет меня за дверь. «Сразу видно, глаза тебе подбили за то, что язык хорошо подвешен», — невозмутимо продолжил Берт. «А вот и нет. Глаза подбили как раз за то, что язык подвешен плохо», — ответил я.
Он рассмеялся, и я вдруг рассказал ему о Люси. Берт смеялся, пока не пришла Валери — тогда он предложил мне остаться на обед.
Читать дальше