Игорь Литвин - Наш затерянный мир

- Как тебя зовут?

- Меня зовут Игорь.

- Откуда ты призывался?

- Я призывался из Белоруссии.

- Как у тебя отношения с сослуживцами?

- Хорошо.

- Любишь ли ты Родину?

- Да, люблю.

- А твои земляки-сослуживцы готовы на жертвы ради Родины?

- Ради своей Родины они готовы… — без всякого умысла отвечал я.

- Ради «своей», говоришь?! — оборвал особист. — Национализм, значит?!

Есть чёткие определения терминов: патриот — это тот, кто любит свою нацию, националист — кто ненавидит чужую, нацист — исповедует идею превосходства своей и ничтожности остальных наций. Но в советские времена было так: если человек любил свою Родину — Россию, то это — патриот. А вот если человек любил свою Родину — Беларусь, то это — «националист». А если у него есть ещё и свои интересы, отличные от российских, то это — «нацист», «фашист» и т. д. Но это было тогда, в советские времена. Теперь есть государство — Республика Беларусь и патриотизм белорусов является его основой. Но массовое сознание размыто, слабо сформировано. Тем более досадно видеть противостояние людей, выступающих за независимость, т. е. за сохранение конституционного строя, и тех, кто по долгу службы обязан этот строй охранять. На кого только не делятся белорусы! На социальные классы, слои, группы, группки, сторонников и противников чего только возможно и нельзя! Белорусы делят свои силы и противопоставляют друг другу. В итоге каждый остаётся одиноким и беспомощным винтиком, а потенциал нации после такого взаимовычитания близок к нулю. И даже сейчас нет чёткого осознания общности: «мы, белорусы»!

Я родился и вырос в Советском Союзе, в БССР, где понятие собственной национальности усиленно нивелировалась в угоду общесоветской идеологии. Впервые задуматься о том, кто же я, пришлось лет в шесть, когда с родителями был на курорте в Крыму. Местным взрослым татарам стало интересно, кто это такие — белорусы? Моего папу, выделявшегося среди отдыхающих рельефной фигурой, провоцировать не стали. Поэтому когда я один гулял по двору рядом со съёмной квартирой, взрослые татары подослали ко мне мальчика, примерно моего возраста и комплекции. Он встал передо мной и по-русски начал говорить что-то обидное про каких-то «белорусов». Но я себя ощущал скорее русским, советским, поэтому его слова у меня не вызвали ровным счётом никакой реакции. Мальчик не знал, что делать дальше, и озирался на взрослых татар, сидевших поодаль. Те ему жестом подали сигнал, и он мне опять стал говорить то же самое. Тут я понял, что обзывание про «белорусов» каким-то образом относится ко мне. И, не вступая в дискуссию, дал мальчику в нос. Ещё секунда — и мы катались кубарем по земле. Я изловчился, положил мальчика на спину и сел сверху, вырвал рядом клок травы и замахнулся, чтобы бросить ему в лицо. Но сзади меня за руку и плечо поднял взрослый татарин. К моему удивлению, он и подошедшие мужчины не ругали меня «за драку». Напротив, в их голосах на непонятном языке я услышал одобрительные нотки. Меня отряхнули, похлопали по плечу и отправили в дом, к родителям. Им я не рассказал. Многое мне было непонятно. Но спустя годы этот случай вспоминался как первый опыт осознания своей национальности.

Иногда приходится слышать о том, что все проблемы белорусов были бы решены, если бы они не были такими мягкими, «памяркоўнымі». Следует заметить, что при отсутствии чётких национальных ориентиров и ясного понимания целей «памяркоўнасць», по сути, является важным механизмом самосохранения. Берись белорусы при любом конфликте за автоматы, уже давно не было бы такой нации. Примеров же того, как белорусы воевали друг против друга, и так предостаточно.

Что в мирное время является лишь досадным недоразумением, в годы испытаний зачастую становится трагедией. Говорят, «ворон ворону глаз не выклюет». Чего не делают даже птицы, к сожалению, часто делают белорусы. Они не только запросто били, но и стреляли друг в друга. Например, во время Второй мировой войны тысячи белорусов сражались в партизанских отрядах и против партизан, в полицейских и карательных частях. Люди с оружием в руках воевали против возвращения зверств НКВД и узаконенных грабежей под названием «коллективизация». Целые деревни становились полицейскими. Естественно, ни немцев, ни большевиков не интересовали мотивы поступков белорусов. И тем и другим они были нужны лишь в качестве солдат.

Случай, когда одну нацию используют другие в качестве пушечного мяса, — отнюдь не уникальный. В начале ХХ века Польша оставалась разделённой между Австро-Венгрией, Германией и Россией. Во время Первой мировой войны поляки в австрийских мундирах и поляки в русских шинелях стреляли друг в друга. Чем успешнее они это делали, тем меньше становилось людей, создававших «польскую проблему». Но под руководством сильной личности Пилсудского смогли объединиться и возродить польское государство. Благодаря национальной сознательности поляки не только сохранились, но и возродили своё государство.