Джулианна Киз - Под вопросом

– Это... э-э… Это все фокусы, в которых требуется ассистент, – говорю я, внезапно испытывая невероятную неловкость. – Подумала, что пока не станешь чувствовать себя на сцене комфортнее, если пожелаешь, я могла бы… ассистировать… тебе. Или… как захочешь. Это из маленького магазинчика странностей в Гэтсби, а парень на кассе заверил, что их будет легко освоить. Он также попытался продать мне нечто, по виду напоминающее что-то чуть крупнее купальника, и пару чулок в качестве моего «наряда ассистентки», но я отказалась.

– Спасибо, – наконец говорит он, поднимая голову. Я ошеломлена от силы эмоций в его взгляде, искренности и пристальности. Он подарил мне золотое ожерелье, а я дала ему магический набор , но он ведет себя так, будто это каким-то образом равнозначные вещи.

Тем не менее, все что я произношу:

– Пожалуйста.

Он кладет коробку на матрас позади меня и снова касается пальцами книжки-кулончика, глядя на меня.

– Ты все еще хочешь быть моей ассистенткой?

– Если ты все еще хочешь меня.

– Это будут единственные секреты, которые ты можешь хранить.

– Обещаю.

– Ты заберешь их с собой в могилу.

– О, безусловно.

– Ладно, Нора. Ты нанята.

Я не могу сдержать смех.

– Чудесно.

– И… – он в упор смотрит на меня и тянет за ожерелье. – Я люблю тебя. На случай, если ты не умеешь читать.

– А теперь ты соберешь мой письменный стол?

– Нора. Клянусь…

Я встаю на носочки, чтобы поцеловать его.

– Я люблю тебя, Кросби. Только тебя. Клянусь, что раньше никому этого не говорила. – А затем я говорю ему нечто, что он не часто слышал, нечто, что он заслуживает слышать каждый день. – Ты первый.

Я ощущаю его улыбку у моих губ, его ладонь скользит мне на затылок, пальцы сжимаются, зарываясь в мои волосы.

– И у меня.

Прежде чем я успеваю ответить, снаружи начинается фейерверк. Он звучит как миллион крошечных взрывов, действо короткое, но насыщенное, и через покрытое инеем окно мы видим размытые всполохи красных, зеленых и желтых огней, взмывающих в небо, быстро распускающихся, а затем угасающих. Восхитительные, интенсивные, эфемерные.

– Идеальное время, – говорю я.

– Как я и планировал.

– Это часть твоих иллюзий?

Он улыбается и целует меня.

– Нет. Это реальность.

Эпилог

Я пристально смотрю на Кросби и упираю руки в бока.

– Вчера ты ходил гулять, – резко выдаю я.

– И что? – он смотрит в ответ. – Я больше не могу видеться со своими друзьями? Мы поженились, и ни с того ни с сего весь мой мир теперь должен ограничиваться только этим ?

Я ахаю.

– Значит, это так плохо? Я работаю не покладая рук, чтобы тебе было приятно на это смотреть! – я жестом окидываю сцену, декорированную под импровизированную гостиную. Она состоит из старого кресла, отключенной из сети лампы и длинного деревянного ящика на возвышающемся столе.

– Я работаю не покладая рук, чтобы за все это платить! Не говоря уже о том ! – Он указывает на огромное поддельное бриллиантовое кольцо на безымянном пальце моей левой руки. – И заслуживаю немного времени на себя!

– Поверь мне, – огрызаюсь я. – У тебя будет больше, чем немного личного времени. Прекрасно – иди, гуляй с друзьями. А я отправляюсь в кровать.

– Прекрасно.

– Отлично!

Кросби уносится со сцены, а я тем временем обхожу ее, чтобы залезть в стоящий на опоре ящик и лечь в него на спину, при этом голова выглядывает с одного конца, а ноги в шпильках видны с противоположного. Опускаю крышку, тем самым оказавшись надежно закрытой внутри, дергаю пальцами ног и преувеличенно зеваю, прежде чем изобразить, что якобы быстро заснула.

Мы репетировали это сотню раз, поэтому мне нет нужды открывать глаза, чтобы увидеть, как Кросби пробирается назад на сцену с пилой. «Бинс» полон под завязку, в помещении яблоку негде упасть, так как люди заполонили все ради вечера живого микрофона в День Святого Валентина. Как обычно участвует много поэтов и певцов, но лишь один магический номер. Кросби большую часть представления провел в одиночку, но этот – финальный номер – требует ассистента, поэтому я здесь.

Буду разрезана пилой надвое.

Аудитория ахает и тихо смеется, когда он запирает ящик и начинает решительно распиливать дерево, мои глаза как по команде распахиваются.

– Что ты… – Я визжу на полуслове, затем пускаюсь в демонстрацию очень убедительной сцены смерти.

– Давно следовало это сделать, – заявляет Кросби, когда ящик оказывается полностью распилен. Он отбрасывает пилу на пол и разделяет половинки, показывая, что я действительно аккуратно разделена надвое. Хотя эту иллюзию все мы ранее видели, зал шумно аплодирует, а мне с трудом удается сохранить бесстрастное выражение лица, ведь я продолжаю изображать труп.