Рене Карлино - Пока мы не стали незнакомцами

— Что? — спросила она.

— Эм, ничего.

Мы сели за маленький круглый столик у окна и огляделись.

— Хороший день. Обожаю весну.

— Мы собираемся говорить о погоде? — спросила она прямо, хоть и спокойно. Я так и не привык к тому, какой прямолинейной она была.

— Для таких ситуаций нет инструкций, Эш.

— Я знаю и пытаюсь быть сопереживающей, но ты взрослый мужчина…

Я усмехнулся.

— Ты права.

— Слушай, я знаю историю. Мама была со мной предельно честной, пока я взрослела, и теперь мы оба знаем, что ты и не подозревал обо мне.

Я ощутил облегчение. Ей без проблем удавалось снять напряжение.

— Все так, да.

— Никто тебя не винит.

— Я об этом и не переживал. Но раз ты упомянула об этом: что ты думала обо мне, когда считала, что я не хочу иметь с тобой ничего общего?

— Ну, у мамы вроде как есть книга о тебе. Она начинается с кучи фотографий, заметок и других вещей со времен университета, а затем она собирала статьи о тебе и твоих работах и добавляла их туда. — Мысль о том, что Грейс это делала, сразила меня. — Она водила меня посмотреть некоторые из твоих фото, когда те были на стенде в деловой части города, но не слишком распространялась о твоей жизни.

— Да, но что ты думала ?

— Честно, моя мама всегда была о тебе довольно высокого мнения, но история ваших отношений преподносилась скорее как предостережение. Как урок, который нужно усвоить. Она не винила тебя, даже когда не знала правду, так что я не особо думала обо всем этом — просто считала, что у тебя сумасшедшая карьера и что дети — не твое.

Я уставился в окно за ее плечом.

— Я хотел детей…

— Мама не знала об этом, так что тебе не стоит винить ее. Она всегда говорила, как сильно хотела меня. Говорила, что когда люди… ну, знаешь… делают это, — ее щеки порозовели, — их мысли о детях и будущем должны быть схожими. Думаю, она считала, что ты знаешь обо всем благодаря письмам и просто не хочешь быть папой.

— Это не так.

— Я была серьезной, когда говорила, что она не была о тебе плохого мнения. Я достаточно умная, чтобы понять это, ведь часть меня от тебя; если бы она думала плохо о тебе, то это относилось бы и ко мне.

Во мне бушевали все возможные чувства в одно и то же время, включая любовь. Я испытывал любовь к этому милому ребенку, сидевшему напротив, и защищавшему и меня и свою мать одинаково самоотверженно и с пониманием.

— Ты очень умная. — Горло сдавило. — Ты похожа на свою маму. Такая же проницательная и сообразительная. — Я взял себя в руки. — А твое детство… каким оно было?

— Хорошим. То есть папа любил меня, и мама давала мне все самое лучшее. У меня было все, в чем я нуждалась. — Эш глотнула кофе.

— Какая у тебя фамилия?

— Портер.

Я ощутил ком в горле.

— Ну конечно.

— Просто так было проще. Хотя ты указан в моем свидетельстве о рождении.

— Указан?

— Ага. Папа пытался удочерить меня раз пять точно. Именно поэтому в конце его жизни мама так усердно пыталась связаться с тобой, тебе нужно было отказаться от родительских прав в его пользу, чтобы он мог официально удочерить меня. Мне было все равно, потому что он всегда был моим папой. В отличие от меня, для него этот клочок бумаги имел большое значение.

— Мне так жаль, Эш. Я не знал. Я даже не могу объяснить, как я сожалею.

Ее глаза слегка увлажнились, но она не позволила себе заплакать. Я был близок к нервному срыву, я чувствовал злость ко всем, включая Дэна. Он уже был мертв, так что я не мог убить его, но где-то глубоко, невзирая на шок, я начал осознавать, что должен быть ему благодарен. В конце концов, он вырастил мою дочь тем человеком, к которому я проникся симпатией сразу же.

Эш откусила от булочки, улыбнулась и, жуя, посмотрела в окно. Создавалось впечатление, словно я смотрю на Грейс в прошлом, но с моим цветом глаз и с едва различимой ямочкой на подбородке, как у меня.

— У тебя есть искривленные пальцы?

— Вообще-то, есть. У меня искривленный указательный палец на ноге. Спасибо за это, кстати. — Мы оба рассмеялись, но затем снова затихли.

— Каким он был?

— Кто?

— Твой отец.

Она посмотрела мне прямо в глаза, смело, как ее мама.

— Теперь ты мой папа… если хочешь.

Вот и все. Я начал плакать. Я не шмыгал, но слезы струились по моему лицу, а горло было настолько сдавленным, что я рисковал перестать дышать. Я потянулся через стол, взял ее за руку и закрыл глаза. Я понял, что хочу, чтобы Эш была в моей жизни. Боль от пропущенного детства этой девочки убивала меня.