Admin - Тереза Рэйгэн — «А вот и невеста»

— Я могу именно так и поступить.

Линда вздохнула.

— Сядь и позволь Беверли сказать то, что она хочет рассказать тебе. Тебе пора разрешить ей говорить.

— Я постою.

Кроме Уинстона, бегающего кругами за хвостом, в доме больше не было слышно никаких звуков.

— Мне жаль, что у вас с Сэм ничего не вышло, — начала его мать, ее голос был слегка хрупким.

Из-за голубого цвета ее рубашки, ее глаза казались еще более небесно-голубыми, чем когда он видел ее в последний раз. Для женщины в возрасте, она хорошо о себе заботилась.

— Мне очень нравится Сэм, — произнесла его мать после долгой паузы. — Она хороший человек.

Линда кивнула, соглашаясь.

Доминик нахмурился.

— Ты меня сюда поэтому позвала, Линда? Чтобы сказать, что я все испортил? Вы две любопытные женщины думаете, что я сам не знаю, что все испортил? Я скучаю по ней. Каждая косточка в моем теле ноет от тоски по Сэм Джонстон, но это никогда не сработает.

— Почему нет? — захотела узнать Линда.

— Потому что мы слишком похожи. Мы с Сэм не доверяли друг другу. Может быть, никогда и не будем. Эта женщина будет следовать за мной каждый раз, когда я пойду выносить мусор, и я буду звонить тебе, Линда, каждый раз, как она хоть на пять минут задержится с работы. Это нездоровая жизнь.

— Она ведь не рассказала тебе об оскорблениях, которые я терпела, да? — спросила его мать.

— Нет, не сказала. Она решила передать твои снимки "Ритму ЛА" и позволила им сделать все остальное.

— Я никогда не давала ей фотографии.

— Тогда как газета заполучила их?

— Ко мне пришла женщина по имени Кейт Гаррисон. Она назвалась ассистенткой Сэм Джонстон. У меня не было причин ей не верить. Она сказала, что "Ритм ЛА" пишет очень важную статью о вашей жизни, и что после публикации даже возможен фильм. Она также заверила меня, что они получат твое разрешение, прежде чем все будет опубликовано.

— Так это не Сэм дала им фотографию?

Его мама покачала головой.

Он смотрел на нее очень долго.

— Это действительно папа сделал с тобой все это?

Она кивнула.

— Он бил тебя все время?

Она вздрогнула.

— Почти каждый день.

— Почему я не помню, что видел тебя в крови или опухшей?

— Он бил меня туда, где люди не увидят. В те дни я часто носила шарфы и солнечные очки.

— Я помню шарфы и очки. Ты всегда прикрывалась.

— Я не должна была оставлять тебя с отцом.

Он пожал плечами.

— Нельзя изменить прошлое.

— Если бы я могла повернуть время вспять, я бы взяла тебя и ушла после первого же раза, как он меня ударил.

Доминику не нравилась мысль о том, что его отец избивал его мать. Он втянул воздух:

— У тебя не было денег. Черт, у отца едва хватало денег на еду на столе. Я уверен, что ты все время делала все, что в твоих силах.

— Я могла бы сделать все чертовски лучше, — ответила она. — Я должна была все сделать лучше. Я очень сожалею о всей той боли, которую тебе причинила. Мне так жаль, Доминик!

Линда вышла из комнаты, но не раньше, чем издала несколько гортанных всхлипов. Она редко плачет. Ее детство тоже не было наполнено радугами и леденцами. Доминик задумался, а что, если и мать Линды, первую жену, отец тоже избивал до полусмерти.

Доминик словно оцепенел. Он не помнил, как садился напротив матери. Как не помнил и того, как брал ее хрупкие, холодные руки в свои, но, когда он на мгновение пришел в себя, то понял, что именно сделал.

Внезапно он осознал, как ужасно все испортил, позволив своему прошлому уничтожить любой шанс на счастье в будущем. Ему давно следовало встретиться с матерью, и позволить ей обо всем рассказать. Просто так.

Точно, он все испортил.

Он пытался занять себя, чтобы не думать много о Сэм, надеялся, что время сможет помочь ему забыть о ней. Прошло чуть больше недели, и он скучал по ней сегодня даже сильнее, чем в ту первую ночь, когда он велел ей уйти.

— Я действительно все просрал, — прошептал он.

— Перестань это, — сказала Беверли, сжимая его руки, и не желая отпускать. — Все еще есть шанс, если ты пойдешь следом за ней.

— Ты так считаешь?

— Да.

В комнате на миг стало тихо. Сидеть здесь, рядом с мамой, казалось нереальным.

— А как насчет папы? — спросил он. — Как думаешь, он когда-нибудь перестанет пить?

— Надеюсь, что да.

— Я тоже, — сказал он и кивнул, прежде чем увидел, как ее палец растирает руку. Он ощутил внутри какие-то пузырьки. Что бы это ни было, оно нарастало, поднимаясь по телу, к его груди. — Я должен был поговорить с тобой, когда увидел тебя в толпе, — выпалил он.