С.И.Холл, Грехем - Сексуальный студент по обмену

~~~~~

— Наконец-то! Можете сказать мне своё имя?

Я моргаю, когда яркий, ослепляющий свет поражает мои сонные глаза.

— Что? — хриплю я и прочищаю горло.

— Ваше имя. Можете ли вы сказать мне его? — снова спрашивает мужчина, нависая надо мной.

Эм, нет. Ты незнакомец, и меня раздражает, что ты слишком громко говоришь, выглядя чересчур реально для сна.

— Нет, нет, оставайтесь со мной. Ну же, откройте глаза, — говорит он, сжимая мою руку. — Давление падает, дыхание участилось! Заводи машину, мужик, убираемся отсюда!

Странно, кричащий парень из моего сна что-то прикладывает к моему рту и носу. Это приводит меня в чувства.

— Просто дыши, медленно, вот так хорошо, — его голос теперь ниже, и подозреваю, это такая попытка успокоить меня. — Препарат действует… спокойно, глубокие вдохи. Мы в машине скорой помощи, но с тобой всё будет хорошо. Мы почти приехали в больницу.

Он сказал скорая помощь? Он что сумасшедший. Я была в своей постели, читала книгу, ожидая, что мой брат или Кингстон позвонят или напишут.

Я пытаюсь сесть, но это оказывается плохой идеей. Это больно и чувствуется очень реально.

Ох, дерьмо.

Осматриваюсь вокруг, приходя в ужас и замешательство от того, что вижу. Я действительно нахожусь в машине скорой помощи, и я не могу сесть, потому что привязана к каталке. Что-то тугое обвивает мою шею, угрожая задушить.

Я шевелю ногами, насколько позволяют мои удерживающие устройства, и закрываю глаза с облегчением. Слава Богу, я чувствую их. Также я чувствую, что что-то не так с моей левой рукой, боль почти невыносимая. И моя голова? Она пульсирует, словно по ней ударили мячом.

Я снова открываю глаза, моё зрение намного лучше, хотя и не очень чёткое. Судорожно обвожу взглядом эту разогнавшуюся ужасную штуку, в которой я заперта в ловушке с этим властным парнем. Где мои мама и папа? Они знают, где я? Что, чёрт возьми, произошло?

— Ты хорошо справилась. Очень хорошо. Сейчас будем выгружаться, — говорит мой спаситель. — Твоя семья уже в пути.

Следующее, что я понимаю, это что меня быстро везут по освещённому яркими 200-ваттными лампочками коридору. Люди начинают окружать нас и бегать вокруг, диктуя какие-то цифры и буквы, которые звучат от каждого как военный код, но, похоже, они все понимают друг друга.

— Семнадцатилетняя девушка, упала с лестницы в своём доме. Мать нашла её без сознания и позвонила в скорую. Пришла в себя по пути сюда. Дезориентирована, не очень идёт на контакт, давление 142 на 90. Семья в пути.

Я улавливаю некоторые обрывки сказанного, и этого хватает, чтобы сложить их воедино. Я уснула, не выпив чай и сняв колокольчик, будучи ужасно расстроенной…

Чувствую вину, когда думаю о том, что же подумала обо мне мама, когда увидела меня в таком состоянии.

Меня вытаскивают из мрачных мыслей, когда мы достигаем палаты и два новых незнакомца хватают за каталку подо мной, вызывая и посылая новый уровень боли.

— По моей команде, — говорит один из них, прежде чем сосчитать до трёх. Затем меня вдруг приподнимают, и я оказываюсь на кровати.

После этого следует ужасающий гул непрерывной работы вокруг меня: свет светит прямо в глаза, кто-то мнёт руками мой живот, кто-то втыкает иглы в вены. Сколько ещё человек собирается меня спросить о том, как меня зовут, и где я нахожусь? И ради всего святого, повесьте уже кто-нибудь здесь чёртов календарь и обведите там дату моего дня рождения, потому что каждая живая душа в этой комнате попросила меня назвать эту дату! Я бы лучше сходила на парад, проходящий каждый год.

— Больно, — стону я. Тянусь, чтобы потерять свою руку, но кто-то меня останавливает.

— Мы знаем, — это единственный ответ, который я получаю — или, возможно, это единственное, что я слышу, перед тем как отключиться. Думаю, лекарства, которые они мне дали, начали действовать. Восхитительно.

Мои глаза закрыты, головная боль не такая сильная, как раньше. Такие слова, как «рентген» и «перелом» раздаются вокруг меня, когда меня везут ещё по одному коридору, хотя на этот раз уже не так быстро… надеюсь.

Последнее, что я помню, это садистский доктор из ада, который дёргает и грубо выкручивает мою руку, словно она не сломана и не убивает меня, несмотря на лекарства. Страх и, очевидно, очень низкий порог боли, который я испытываю, заставляют меня мысленно закатить глаза.

И снова всё темнеет.

Глава 22

— Ох, Эхо.

Я просыпаюсь, услышав беспокойство в голосе мамы, и открыв глаза, вижу её заплаканное и опухшее лицо.