Я сейчас полностью захвачена
его близостью, так что не могу
думать ни о чём другом, кроме как
наклониться и прикоснуться к его
губам. Я качаю головой, стараясь
прояснить её, и делаю глубокий вдох.
Интересно, он может читать мои
мысли? Потому что даже в темноте я
могу различить его белоснежную
улыбку.
— Готова? — спрашивает он.
Я чувствую его тёплое дыхание
напротив
моих
губ,
поэтому
отстраняюсь и киваю, не позволяя
себе говорить. Моя дверь находится
внизу. Чтобы к ней добраться, нужно
спуститься
по
лестнице.
Ашер
становится
впереди
меня
и
открывает дверь.
— Жди здесь, пока я не приду и
не заберу тебя, — говорит он, входя в
мой тёмный дом.
— Ладно, — произношу я, когда
мои руки начинают ещё сильнее
дрожать.
Через несколько минут ко мне
выбегает Бист. Я приседаю и глажу
его, но чувствую что-то липкое. Что с
его шеей? Поднося руки ближе к
лицу, я понимаю, что они потемнели.
Затем включается и свет, и я кричу.
Мои руки все в крови.
— О, Господи! Что случилось?
— говорю я, пробегаясь руками по
телу Биста.
Он весь красный, но я не нахожу
никаких ранений или порезов. Я так
сильно дрожу, что мне приходится
сесть на землю. Бист мгновенно
взбирается ко мне на колени.
— Чёрт, — шипит Ашер, выходя.
Он убирает Биста от меня и
притягивает меня к себе в руки. —
Детка, всё хорошо. Успокойся.
— Я ду... Я... Я думала, что Биста
ранили, но ничего такого не нашла.
Почему
на
нём
кровь?
—
всхлипываю я, пока он гладит меня
по спине, прижимая ближе.
— Бист в порядке, но нам нужно
позвонить
в
полицию.
Кто-то
пробрался в дом и воспользовался
чем-то красным, чтобы написать на
стене.
Каким-то
образом
Бист
вляпался в это, прежде чем его
закрыли наверху.
Не дожидаясь окончания его
слов, я бегу в свою комнату. В
гостиной бардак. А на стене красным
буквами,
похожими
на
кровь,
написано сообщение.
Ни теней, ни огня,
Ни рассвета, ни дня,
Ни луны и ни солнца в помине,
Ни небес, ни земли,
Ни просвета вдали,
Ни границ, ни предметов, ни
сини,
Ни дорог, ни ручьёв,
Ни начал, ни концов,
Ни озябшего шпиля часовни,
Ни приезда гостей,
Ни утех, ни затей,
Никуда и не выбраться ровно,
Ни письма, ни газет,
Ни блаженства, ни бед,
Ни вестей ни с востока, ни с
юга,
Ни пчелы, ни цветка,
Ни живого листка,
Ни тепла, ни утех, ни досуга,
Но туман, но разлад,
Но слова невпопад –
Но-ябрь!
— Что за чёрт? — шепчу я, когда
Ашер поднимает меня на руки и
выносит обратно на улицу. — Я знаю
это стихотворение. Это «Ноябрь»,
Томаса Гуда. Зачем кому-то писать
его на моей стене? — спрашиваю я,
стараясь понять, что значат эти
слова.
— Без понятия, — отвечает он.
А я уверена, что ощущаю, как он
целует меня в макушку.
— Знаешь, я могу идти, — ворчу
я.
Он
ничего
не
отвечает
и
продолжает нести, пока не опускает
на пассажирское сиденье своего
джипа. Мои ноги стоят на выступе, и
он располагается между ними. Его
руки по-прежнему обернуты вокруг
моего тела, но одной он достаёт
телефон из заднего кармана.
— Привет, пап. Есть проблема. Я
в доме Большого Майка с его
дочерью, Новембер. В её комнату
вломились. Да, дочь Майка. Мы
сейчас не будем говорить об этом
дерьме.
Хорошо,
увидимся,
—
закрывая телефон, он перекидывает
его через меня на водительское
сиденье.
Я смотрю вниз на свои руки.
Они покрыты какой-то красной
дрянью так же, как и джинсы. Я не
могу перестать задаваться вопросом,
кто это сделал и зачем.
— Детка, посмотри на меня! —
Я поднимаю глаза и вижу в его
взгляде теплоту и обеспокоенность.
— Я удостоверюсь, что ты будешь в
безопасности. Обещаю.
Глядя в его глаза, освещённые
фарами от джипа, я вижу, как он
волнуется, так что рассказываю о
Нью-Йорке и о нападении, после
которого я уехала. Он слушает меня.
Его глаза темнеют, а челюсти
сжимаются с каждым последующим
словом. Когда я заканчиваю, он
качает головой и притягивает в свои
объятия. Я думаю, это больше для
него, чем для меня.
— Спасибо, что помогаешь мне,
— произношу я.
Читать дальше