Юрий Солоневич - Зона тени

-- Ну вот, до весны можно отдыхать.

-- Ты подумай насчет консервов. Клубничное варенье заберу всё сразу, сколько ни привезёшь.

-- Боюсь, что заметёт, и придётся зимовать тут.

-- Ерунда, вытащим. Армия выручит. А замести может и в июле. Делаешь -- не бойся, боишься -- не делай.

Арсений знал, что армия придёт на помощь. Уже приходила, когда, машина встала позавчера на подъёме: кончилась солярка. Они, с напарником Миколой, сгоряча ещё пытались завести двигатель, но только аккумулятор посадили. По одному звонку Филиппенко из ближайшей части пришёл вездеход, заправил и завёл с толкача. Прямо в гору толкал со всем грузом, пока топливо не закачалось в насос, и КамАЗ не завёлся. Арсению было даже немного страшно. И он, когда машина взобралась на подъём, от нахлынувших чувств перегрузил в вездеход сетку картошки к неописуемой радости механика-водителя.

-- "Вертушку" пришлём, всё организуем, пока при власти, -- сказал Филиппенко. -- Ты только товар вози.

-- Ладно, -- согласился Арсений, -- приеду домой и позвоню. Варенье есть.

-- Не пропадёшь со мной, -- сказал Филиппенко.

Старый водитель Костя -- белорус из-под Гродно, -- у которого квартировали Арсений и Микола, жил в Заполярном с пятьдесят девятого года. Он рассказывал, что до армии Филиппенко был тихоней. А, отслужив два года в Афганистане, вернулся совершенно другим человеком: холодным, как ледяная глыба. Карьеру сделал быстро. Может, потому, что друзей всегда выручал, а враги его просто исчезали: кто на Большую землю, а кто и просто в землю. Слухи разные ходили. Но и начальство, и "крутые" с ним не конфликтовали: было в нём нечто такое, что внушало собеседнику какой-то, на первый взгляд, беспричинный, почти животный страх, даже ужас. И эта неведомая сила так и веяла, так и сквозила от всей его фигуры. Арсений как-то попытался взглянуть Филиппенко прямо в глаза. Но это было только раз. Арсений даже не понял, что тогда произошло: просто речь у него отнялась, и кровь в венах на мгновенье остановилась.

-- Верю, -- сказал он Филиппенко. -- Проведёшь?

-- До Мурманска, -- согласился тот.

И они сели в кабину КамАЗа, где за рулём дремал флегматичный Микола.

-- Давай газу, -- сказал ему Филиппенко. -- Через пару часов стемнеет.

Микола завёл машину, и они поехали в сторону Мурманска, не заезжая в Заполярный за продуктами.

"Ладно, по пути что-нибудь сообразим", -- подумал Арсений.

На КПП "Титовка" даже не останавливались: Филиппенко только помахал дежурному фуражкой в окно. Тот, очевидно, узнав пассажира, тоже махнул рукой: проезжайте.

Отъехав ещё немного в сторону Мурманска, они остановились в долине "привязать коней" у обочины.

Солнце уже касалось верхушек сопок и освещало склоны красноватым светом, отчего их поверхность казалась покрытой медью. Да так оно, собственно, и было: медь и никель валялись прямо под ногами, были вкраплены в камни, образуя на их гранях причудливые узоры.

Арсений всегда привозил красивые минералы с Кольского. И сейчас он спустился по каменистому откосу дороги немного вниз: в солнечных лучах тускло блеснуло что-то под голым кустиком.

Филиппенко и Микола знали об увлечении Арсения и не торопили его окриками.

Только под кустиком лежал не минерал с прожилками меди. Осыпавшиеся отчего-то камни содрали зелёный налёт на крупнокалиберной пулемётной гильзе, и она чуть поблёскивала полуобнажённым латунным боком. Но это была только гильза, а не снаряжённый патрон: Арсений видел, что она сплющена, как бы заклёпана со сквозной стороны. Он осторожно отодвинул камни и убедился, что гильза стрелянная. Затем поднял её и внимательно осмотрел. Да, это была гильза от патрона калибра 12,7 мм с заклёпанной наглухо "юбкой". В разрез "юбки" был вставлен какой-то тёмный материал: то ли резина, то ли кожа. Очевидно, для уплотнения. Арсений почувствовал, как лёгкий озноб пробежал по его телу.

Внезапный порыв ветра засвистел, завыл, пригибая к земле слабые, тонкие веточки. Осколок прошлого холодил ладонь, и этот холод проникал в самую потаённую глубину души.

"О чём думает птица, когда умирает?"

Наверное, о своих детях.

А о чём думают дети, когда умирают?

И покуда эта рота умирала,

Землю грызла, лёд глотала,

Кровью харкала в снегу,

Пожурили боевого генерала

И сказали, что отныне он пред Родиной в долгу!

... А они лежат, все двести, глазницами в рассвет,

А им всем вместе четыре тысячи лет...

Затем Арсений вытер гильзу о спецовку и незаметно положил её в карман телогрейки. Потом, взяв для отвода глаз пару камней, вернулся к попутчикам.