Александра Стукова - Unknown

- Я замутила с ним не потому, что он играет в группе. И я не была с ним голой. Сколько раз тебе это повторять?

Моя рубашка тогда была на месте. На самом деле, даже мой бюстгальтер не покидал тела. Кроме моей шеи, все его внимание было сосредоточено на области гораздо южнее.

- Как скажешь, но Истон горяч. Ты будешь дурой, если не поведешься на это. Мнооого раз…

Я даже не потрудилась отрицать, потому что все шесть футов его загорелого, татуированного тела заставляли меня хотеть большего. Он ходячий соблазн, который я едва знаю, но не могу дождаться, чтобы вновь познакомиться, особенно после того, как мы целовались столько же, сколько говорили.

Его движения рассчитаны, когда он шагает к микрофону. Его темно голубые глаза, создающие идеальный контраст с его темными волосами, сканируют толпу перед ним. Когда его пристальный взгляд проносится мимо меня, мне становится интересно, смог бы он меня вообще разглядеть в этой толпе.

- Вы готовы к року? – кричит он в микрофон, сексуальное мужество его голоса заставляет мои ноги сжаться. Энергия в зале быстро зашкаливает, и эхо признательных свистов окружает зал. Гарантирую, мое сердце не одно пустилось вскачь.

Ноэлль наклоняется ближе ко мне, пытаясь перекричать шум:

- Я не могу поверить, что ты знакома с ним. Это так клево.

- Я только раз тусовалась с ним, мы не настолько близки.

Она смотрит на меня, качая головой:

- Засос на шее говорит обратное.

Рукой я закрываю шею, синяк слегка чувствителен к прикосновению. Я смотрю на руки Истона, вспоминая, как они ощущались на моем теле – его кончики пальцев, мозолистые от долгого времени, проведенного за гитарой, неожиданная гладкость его ладони и более грубая кожа на костяшках.

Да, меня определенно тянет к Истону, но я не могу увидеть что-то большее с ним, и это стало бы проблемой, если бы мы планировали продолжить отношения по окончании этой недели. Его жизнь слишком непредсказуема для девушки с крепкими корнями в Дэлавере.

- Как ты думаешь, у него есть брат?

- Без понятия.

Как только я возвращаю взгляд на сцену, Истон лезет в свой задний карман, вытаскивая две барабанные палочки. Он улыбается, когда кладет их на стул рядом с ним:

- Они для особых случаев, - говорит он со смехом, который понимаю только я.– Сегодня я собираюсь петь для вас.

Я сглатываю комок в горле, мое сердце так дико бьется, что я хватаюсь за подлокотники кресла, как будто нахожусь на самолете, готовящемся к аварийной посадке. Взгляд Ноэлль приклеен к Истону, но мой сосредоточен исключительно на палочках. Я все еще могу ощущать их между ног, его тело на моем, его рот на моей шее. Ноэлль смотрит на меня, наверное, удивляясь, почему я выгляжу так странно, но к счастью не складывает два и два.

Я готова расслабиться после первой песни. С каждой последующей голос Истона завораживает меня все больше и больше. Я обнаруживаю, что хочу узнать значение каждой песни и историю, которая стала основой для написания стихов.

Они продолжают играть в течение часа, перед тем как Истон тянет стул ближе к краю сцены, держа микрофон в руках:

- Это наша финальная песня вечера, надеюсь, она вам понравится.

Его взгляд опускается на пол, и он проводит рукой по лицу, как будто собираясь с силами для продолжения. Это еще больше интригует меня.

Как только песня подхватывается хором, я могу сказать, что они заканчивают именно ей не просто так. Вместе со всеми остальными в театре, мы с Ноэлль раскачиваемся из стороны в сторону, потому что песня мощной волной поглощает зал, сметая всех нас. Каждая строка мрачна, как будто слова песни Истона являются невероятно личными для него. Настолько, что его лицо искажается, как будто ему больно, каждый раз, когда он закрывает глаза. Его тело все еще на сцене, но остальная его часть переместилась в какое-то другое место.

Из того, как он описывает ее в стихах, становится ясно, что она значит для него все – даже если он поет о ней так, словно она никогда не возвратиться назад оттуда, куда ушла. Это песня о таком прошлом, которое может относиться и ко мне – о желании, чтобы обстоятельства были другими, даже если это вне наших сил. Становится понятно, что барьер, который отделяет Истона от своего счастья, скрыт внутри этой песни.

Ноэлль вытирает слезу, слова Истона тоже ударили ее по слабому месту:

- Ларк, если ты не пойдешь к нему после этого, я пойду сама ради тебя. Это дерьмо удивительно.

И она права. Нет другого выхода, я не смогу сегодня спокойно заснуть, мне надо увидеть его. Особенно зная, что он в своей кровати всего лишь в нескольких палубах вниз от меня.